—Что такое группа "Что делать"?
—Попытка создать "левую" ячейку. Хотя я понимаю, что "левые" — это очень спорная формулировка в России. Наша идеология — современное переосмысление марксизма как инструмента критики власти, сопротивление доминирующим авторитарным административно-экономическим структурам, возрождение левой мысли. Мы демократическая марксистская оппозиция. Хотя это определение мое, а не всех членов группы. Объединяет всех нас критическая позиция по отношению к тому, что происходит в России.
—И что же не нравится?
—Капитализм и авторитаризм. Но сразу хочу сказать, что западная ситуация ненамного лучше. Просто я, "левый" в третьем поколении и человек, воспитанный в духе необходимости анализировать и критически осмыслять решения власти, видеть, как капитализм поглощает идеи социализма, как доминирующий мировой порядок убивает возможность персонального действия, — я в ужасе от того, что происходит в России. В России не хватает критичности, дистанцированности от власти. Тут нет публичности критики, вся она оказывается кухонными разборками, в которых нет анализа, исследования симптоматики происходящего. "Культурный левый" на Западе — человек с определенным философским инструментарием, преподаватель университета. Автор бестселлеров. А у вас интеллектуал брезгует политикой, не задумываясь о своей гражданской позиции. С другой стороны, эта невнятица дает возможность работы.
Неоформленность еще не значит неопределенность — возможно, все еще случится. Надо всего лишь сделать моральное усилие.
—Но не превращается ли оппозиционер, написавший бестселлер и получающий университетскую зарплату, в коллаборациониста? И префектура европейского города Франкфурта, ставящая памятник критику властей, "неомарксисту" Теодору Адорно, не присваивает ли его левацкий бунт?
—В нормальной социальной структуре должны быть государственная идеология — и оппозиция. Язык власти – и язык ее противников. В США империалист-политолог Збигнев Бжезинский уравнивается лингвистом Наумом Хомским, который обвиняет Америку во всех страшных грехах и одновременно объявляется, согласно интернет-опросам, самым авторитетным на сегодня интеллектуалом. Должен быть язык, который оправдывает власть, и язык, который ее отрицает. Но и тот, и другой языки имеют право на сосуществование. И наш язык — подрыв основ языка другого. Более того, нужно критиковать самого себя и свою включенность в язык врага. Надо спрашивать самого себя, сохранять дистанцию. Но в России этого подрыва не происходит. И этой самоавтономии тоже нет. В России у оппозиции есть язык описания, но нет языка аналитики.
—А есть ли язык у российской власти?
—Нет. Ее идеология сделана коллажным образом, когда разные политтехнологи предлагают свои версии, склеиваемые в химерическую общность. В этом языке есть элементы либеральные, есть авторитарные, однако эта смесь обозначает тотальную слабость. Но практически власть все-таки обслуживает ту экономическую систему, с которой мы боремся. Нынешняя Россия — Россия капиталистическая, эксплуататорская. И марксизм ей противопоказан. А мы хотим его реанимировать путем современного критического анализа. Вопросами типа "Кому это выгодно?". Это единственный выход.
—И что, получается?
— Нынешняя российская власть очень удобна для человека критического настроя, поскольку ее удобнее ругать, чем западную. В Европе нейтрализация властных структур происходит как бы внутри человека. А в России власть кажется внешней структурой, ублюдком и уродом, на которого можно показывать пальцем и хохотать — уж больно она нехороша лицом. Это проще. Но и хуже. Надо не хохотать, а думать, анализировать. Вырабатывать язык. Легко потешаться над идиотами. А вот что-то придумать за них — сложнее.
Текст также напечатан в газете "ОГФ"
