Прочитала в книге Александра Баунова “Конец режима” о Протасио Монталво, мэре-социалисте испанского городка, который 30 лет прятался от ареста - и решила изучить эту историю подробнее.

Таких людей - не сумевших или не захотевших покинуть Испанию после победы франкистов в гражданской войне, - известно около двадцати человек. Их называют “topos” - кротами, потому что прятаться им приходилось в сараях, чуланах и погребах, и сидели они там как слепые кроты.

Протасио Монталво был социалистом и его жизнь находилась под угрозой. После окончания войны он попытался сдаться властям и явился в сопровождении нескольких родственников в Мадрид, где на стадионе - нынешнем прославленном Бернабеу, домашнем стадионе “Реала” - содержали арестованных сторонников республики. 

Стадион был так переполнен, что его не хотели брать, на входе возникла перепалка -  Протасио удрал и вернулся домой. Все думали, что он погиб или бежал за границу. А Протасио прятался в крольчатнике, все время наблюдая за кроликами - как только те начинали волноваться, он бежал в укрытие. Есть ему приходилось из их кормушки, чтобы никто не заметил, что у кроликов появилась человеческая миска. 

Позже он “переехал” в погреб своего дома. Жена зарабатывала на жизнь, убирая чужие дома, а Протасио заботился о детях. Потом, когда пошли внуки, пришлось прятаться получше, чтобы малыши не проболтались. Носил их на руках, а когда они начинали говорить, то исчезал из их жизни. Только самой любимой внучке разрешалось общаться с дедом. 

Протасио провел в укрытии 38 лет. В 1969 году была объявлена амнистия, но он не поверил. Не поверил и после смерти Франко - ведь у власти оставались все те же франкисты. Он решился выйти из дома только в 1977 году.

Братья Хуан и Мануэль Идальго провели в укрытии “всего” 28 лет. Они, в отличие от Протасио, вообще ничего не понимали в политике, но, когда началась гражданская война Хуан и Мануэль оказались в республиканской армии, а после поражения разными путями вернулись домой. Каждого из них укрыла жена. Их дома стояли рядом, но они никогда не виделись - и “разговаривали” друг с другом через жен. Они-то как раз вышли из укрытий по амнистии.

Еще один мэр-социалист, Мануэль Кортес вообще сначала прятался в стенном шкафу, за стенкой парикмахерской, где когда-то он работал. Здесь было безопасно, но очень тесно, и жена боялась, что его выдаст бесконечное курение. Для него нашли маленький домик неподалеку - перебрался он туда ночью, в одежде тещи, изображая старуху. Кортес помогал дома жене, торговавшей строительными материалами. В конце концов они заработали достаточно, чтобы купить двухэтажный дом, и Мануэль переселился туда, на второй этаж. 

30 лет он следил за жизнью родного городка через маленькое окошко, не мог присутствовать ни на свадьбе дочери, ни на похоронах умершей от лейкемии внучки. Так и жил до амнистии…

Я не знаю, что сказать об этих жизнях. Эти люди не могли расстаться со своими родными, они верили (по крайней мере, сначала), что скоро все закончится, не хотели - или не могли - жить на чужбине. Их не избивали в тюрьме, не отправляли строить монумент в Долине Павших, не обрекли на расстрел, у них не отняли детей. 

Но какая же это страшная жизнь - в вечном страхе, в изоляции. И не менее страшно то, что на свободе им далеко не все были рады. Кто-то смотрел на них с удивлением, не узнавая. Где-то вылезших на свет “кротов”, встречали с ненавистью, называли убийцами, вспоминали пролитую в тридцатые годы кровь. Ведь до сегодняшнего дня в испанских деревнях бок о бок живут те, кто поддерживали франкистов, и кто сражались против них. 

Искупается ли жестокость тридцатых годов сидением в крольчатнике? А жестокостями франкистов? Я не знаю.


Но на канале "Уроки истории с Тамарой Эйдельман" есть лекция о генерале Франко, где я попробовала разобраться ещё в одной кровавой трагедии.

ВЫНУЖДЕНЫ СООБЩИТЬ, ЧТО НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И (ИЛИ) РАСПРОСТРАНЕН ЗАСЛУЖЕННЫМ УЧИТЕЛЕМ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ ТАМАРОЙ НАТАНОВНОЙ ЭЙДЕЛЬМАН, КОТОРУЮ ТАК НАЗЫВАЕМОЕ МИНИСТЕРСТВО ЮСТИЦИИ ВКЛЮЧИЛО В РЕЕСТР ИНОСТРАННЫХ АГЕНТОВ.

Тамара Эйдельман

t.me

! Орфография и стилистика автора сохранены