Завтра Эдуарду Лимонову исполняется 70 лет.
Я всегда считал его одним из крупнейших современных писателей, вклад которого в русскую литературу еще предстоит оценить. Возможно, это не один из, а именно крупнейший. Причем это относится как к его прозе, так и к стихам. При том, что лево-радикальные политические взгляды его мне совсем не близки, и особенно неблизки многие заявления последнего времени.
В самом начале перестройки с ним в Париже на какой-то писательской конференции случайно встретился кто-то из моих друзей — молодых поэтов. Кажется, это был Олег Хлебников, но не ручаюсь. Приехал с большими глазами: я видел самого Лимонова!
Старшее поколение его, конечно, помнило, а те, кто имели возможность выезжать, например Евтушенко, с ним виделись частенько, в Америке и Париже, где тот позже поселился.
В эмиграции Лимонова все знали, но даже близкие друзья относились к нему иронически, поэтому, вернувшись в Москву, Лимонов первым делом стал бороться за серьезное к себе отношение.
Художник Михиал Шемякин вспоминал: "Он приехал ко мне с двумя девицами, привез много выпивки. Сорвал мне работу и в самый разгар веселья вдруг говорит: "Мне с вами скучно, я ухожу". Я говорю: "Раз ты, Лимон, уходишь, забирай своих б...ей". Он говорит: "Вы разбирайтесь сами, а я ухожу".
Я ему повторяю: "Или ты остаешься с нами, или уходите вместе, иначе я тебе дам по физиономии". И весьма сильно ему засветил. А утром он позвонил и сказал: "Ты мне сломал челюсть". С тех пор я его еще несколько раз бил, но не сильно". Вопрос корреспондентки: "За что?" — "Не помню уже. Скорее всего, за дело".
Я Лимонова тогда не читал, до той поры, пока Александр Шаталов не стал печатать в "Глаголе" его тексты, книгу за книгой. В принципе все они к тому времени уже вышли по-русски на Западе, но Шаталов, как я понял, о соблюдении прав особо не задумывался, хотя все делалось с молчаливого согласия автора.
В принципе, если бы Лимонов имел хоть немного деловой хватки, он был бы к сегодняшнему дню весьма состоятельным человеком. Но дело, видимо, не в легкомысленности, а в ненависти ко всему буржуазному.
Деньги — это же так буржуазно. Однажды, в те далекие времена, мы сидели в ЦДЛ с Евгением Поповым и Борисом Мессерером, в ресторане. Вдруг Мессерер удивленно вскакивает: "Да это же Эдичка!" И бежит к нему обниматься. Лимонов, кстати, сидел там во вполне либеральном окружении. Мне он показался гораздо младше своих лет. Практически юноша.
Моя жена, присутствовавшая при этом, страшно удивилась: "Да я же у него брюки шила", и напомнила мне о каких-то старых дачных брюках, которые пережили все бурные годы эдичкиной эмиграции, настолько были качественно сделаны.
Потом они перешли в разряд половой тряпки, и тоже долго нам служили в новом качестве. Я стал ее убеждать, что она наверняка ошибается, потом у Лимонова прочел, что действительно перед отъездом он зарабатывал шитьем брюк молодежных фасонов. Прошло еще какое-то время. Сразу после путча 1991 года в Москву повалили писатели-эмигранты, еще недавно запрещенные, но теперь широко печатающиеся в толстых журналах. Приехала чуть не в полном составе русская служба "Радио-Свобода".
И вот приехал Зиновий Зиник. А так как мы с ним незадолго до этого виделись в Лондоне на Би-Би-Си, то я оказался в списке приглашенных на фуршет по случаю его приезда, организованный Британским Советом в Библиотеке иностранной литературы. Было много интересных персонажей. В частности, я там заприметил Э.Лимонова (кстати, в тот период никакой бороды и усов у него не было).
Мы стояли с покойным Аликом Батчаном и как раз говорили о Лимонове, когда кто-то показал тому на меня. Он тут же подлетел: — Как Вы могли изобразить Анпилова в виде обезьяны! (Имелась в виду обложка журнала "Столица") Ладно уж кого-кого, но не Анпилова же обезьяной изображать! Это же кристально чистый человек! Это же образец человеческой порядочности! Романтик и идеалист! Я пытался объяснить, что каждый день вижу брызгающего слюной и несущего полную ахинею Анпилова на заседаниях Моссовета и успел составить свое мнение уже довольно давно, как, впрочем, и читатели нашего журнала.
Но выволочка продолжалась: — Если есть в России честный политик, то это Анпилов! За ним идут массы! Вы плюнули в самую душу народа! Вот увидите, он станет вождем уровня Ленина! — Вам что же, Ленин нравится? — пораженный, спрашиваю я. — Ленин кристально чистый человек! Это образец человеческой порядочности! Романтик и идеалист!.. — и все в таком духе.
Надо сказать, что Национал-Большевистской партии тогда еще, по всей видимости, не существовало. По крайней мере, мне не было о ней ничего известно. Об Эдуарде Лимонове я знал только по его произведениям, из которых трудно было сделать вывод о его актуальных политических убеждениях. Я ушел с этого вечера совершенно шокированный, полагая, что Лимонов просто оригинальничает.
Даже Батчан, который знал Лимонова с американских времен, был удивлен. Кстати, псевдоним Лимонов ему придумал художник Вагрич Бахчанян. Постепенно завеса над лимоновскими взглядами развеивалась.
Лимонов охотно давал интервью, газеты были ими заполнены. Получалось, что он — "краснокоричневый" (был тогда такой трудно открепляемый ярлык). Либеральная общественность, которая поначалу на ура встретила его возвращение, с ним перестала общаться. Собственно, в этом общении он и не нуждался. Он скорешился с евразийцем и имперцем Дугиным.
Вместе они основали в 1993 году национал-большевистскую партию (оба слова в названии пугали), потом начала выходить газета "Лимонка". Но — на страницах журнала "Столица" мы ему слово давали — учитывая писательские заслуги. В качестве курьера от него приходил Тарас Рабко, тощий юноша из Твери. Мне было интересно с ним разговаривать, потому что о существовании молодых радикалов я знал, но в глаза их не видел и тем более общаться не приходилось. Потом вдруг один близкий знакомый взял и вступил в лимоновскую партию, он приносил мне "Лимонку". Эту газету я воспринимал как художественный проект, весьма удачный, и постепенно пришел к выводу, что и НБП — это добротный, очень стильный художественный проект. Не более того.
Это впечатление довольно быстро развеялось. После того, как Лимонов со своими орлами принял участие в беспорядках 1993 года. А когда потом начались посадки, стало ясно, что все у них серьезно. Лимонов ездил добровольцем и в Югославию, и в Приднестровье, и в Абхазию, причем не как фронтовой корреспондент, "с лейкой и блокнотом", но как активный участник событий, "а то и с пулеметом". При этом он находил время писать книги. Книги были великолепные. Как проза. И у меня в сознании образ Лимонова все более и более раздваивался, и, хотя во многие тексты он стал переносить свои политические убеждения, я все равно вскоре уже воспринимал его как двух разных персонажей.
Многие (и я в том числе) поначалу осуждали Лимонова за то, что он толкает молодежь в тюрьму, а сам паразитирует на сломанных судьбах. Такое мнение продержалось ровно до лета 2001 года, когда ФСБ посадило его самого.
Дожидаясь суда, он просидел в Лефортово два года (по политическим делам у нас не торопятся), потом получил 4 года за хранение оружия. Кстати, ему пытались приписать ту статью, за которую недавно осудили Квачкова, — "подготовка вооруженного восстания", но на суде это обвинение не было доказано, а то бы он так легко не отделался.
Наверняка сыграл роль большой общественный резонанс, в том числе протесты крупных западных деятелей культуры. "Русский ПЕН-центр", надо отдать ему должное, несмотря на то, что там окопались одни либералы, последовательно боролся за освобождение Лимонова, Мне тоже приходилось подписывать какие-то коллективные обращения.
Известно, что к Путину с просьбой освободить Лимонова ходил упомянутый выше Шемякин.
То, что дело слеплено искусственно и Лимонов стал жертвой провокатора, было ясно всем. Короче, в конце концов его выпустили по УДО. Но после тюрьмы Лимонова перестали упрекать в том, что он гонит молодежь на заклание. Не делали и не делают этого даже их родители.
Лимонов, вопреки ожиданиям гэбухи, вышел из тюрьмы уже совершенно озверевшим. Как раз были какие-то выборы. Мне рассказывал Евгений Попов, который сам из Красноярска, как там проходила встреча местных коммунистов с Лимоновым. Лимонов толкнул собравшимся старушкам зажигательную речь о развале Советского Союза, о подлом Чубайсе, о танцующем под американскую дудку Путине, призвал голосовать за Зюганова и сорвал бурю аплодисментов.
В фойе продавались его книги. В том числе "Это я Эдичка" (которая, как известно, на иностранных языках называлась "Русский поэт предпочитает больших негров"). Можно представить, какой шок пережили пожилые коммунисты, когда дома открыли эту книгу.
Первого мая лимоновской партии исполнится 20 лет. Она вообще-то запрещена. То есть работает как бы в подполье. Считается, что НБП вошла в "Другую Россию" — организацию с более широкой социальной базой. Но думаю, какая-то автономия у них там есть. В противном случае, пришлось бы причислить к числу национал-большевиков Каспарова и Касьянова.
Лимоновские национал-большевики — самая преследуемая часть российской оппозиции. Там не только десятки людей сидят ни за что, но многих просто убили менты и подментованые бандиты. Самый известный — случай Юрия Червочкина, но он далеко не единственный.
Официальное следствие по делу Червочкина не привело ни к каким результатам, хотя фамилии всех причастных к убийству прекрасно известны и неоднократно публиковались в печати. Лимонов постоянно напоминает нам о всех репрессированных нацболах, не давая забыть имена своих политзаключенных. Но его армия немногочисленна и реального влияния на обстановку в стране она не имеет.
Можно было понять Лимонова, который 10 декабря 2011 года увидел в неслыханной по размаху народной акции против нечестных выборов шанс свалить режим, а потом был жестоко разочарован, когда другие вожди увели народ с площади Революции.
Кстати, в тот день шанс действительно был — небольшой, но шанс. Потом уже — все...
Сейчас остается только запастись попкорном и дожидаться, когда сошедшего с ума царя придушат подушкой свои же. Других вариантов, по-моему, нет. Но 70 — это, конечно, очень много. Это старик. Я искренне желаю ему в последние годы жизни за всеми перипетиями политической борьбы не забывать о своем писательском призвании.
Потому что если не Лимонов — то кто?
! Орфография и стилистика автора сохранены
