Александр Иличевский "Анархисты", Астрель 2012.

Эта книга старательно стилизована под XIX век, хоть действие и происходит в нынешней России. Барин, помещик (ушедший на покой столичный финансист) и праздный художник полюбил роковую молодку. Раньше это была бы какая-нибудь полубезумная цыганка "со страстями", "Кармен Мценского уезда", аппетитная, по-простонародному развратная крестьянка или юная жена злого и старого крепостника-соседа. В кого там еще полагалось влюбляться дачникам-помещикам в русских книгах позапрошлого века? В современном варианте — это наркоманка, подобранная на московском "дне". Эта любовь не довела до добра ни его, ни ее.

Герои изъясняются велеречиво и в стилистике ретро, как и автор. Целый мешок ассоциаций и весь он забит книгами из школьной программы: Тургенев, особенно "Записки охотника", барышня-крестьянка, Дубровский, разумеется, Чехов, "Обломов", "Раба любви", — все эти дачные страсти-мордасти, бесконечные пейзажи и бесконечные же русские разговоры о смысле жизни, о "наиглавнейшем, наисамейшем важном".

Есть свой Базаров — считающий себя анархистом интеллектуал Турчин, "критический мыслитель", ниспровергатель и генератор смыслов. Как и его предтеча "нигилист", он обладает поразительной и невероятно раздражающей способностью морализировать, декларировать, поучать и вообще — вещать. Есть и страдающий от любви дачный житель — главный герой Соломин, который, впрочем, в отличие от гончаровского лежебоки, в итоге все же оказывается способным на действие, правда, что очень по-русски, действие чисто разрушительное и самоубийственное.

Два этих московских жителя калужской деревни настолько и так по-разному неприятны, "оба хуже", что словно бы оттеняют друг друга, заставляя читателя видеть в другом плюсы. Посмотришь на Соломина — ну ни дать ни взять безвольный барин, раб своей роковой страсти ("так не доставайся же ты никому"), праздный рохля. Глянешь на Турчина — прямо Писарев какой-то, идеолог, учитель жизни и пророк, призыв "не суди, да не судим будешь" точно не про него, безжалостный "бичеватель пороков", дидактический моралист. А поставь их рядом и по сравнению с терминатором Турчиным порадуешься человечности Соломина, а турчинская жестокость обрадует своей честностью и последовательностью на фоне соломинской бесхребетности.

Есть и поп, куда нынче без него, особенно если речь о поисках смыслов жизни идет. Отец Евмений, откровенно предпочитающий Ветхий Завет Новому. "Поступки важнее намерений", "Главное — заповеди не нарушай" и вообще — "Господь наш иудей и богоматерь иудейка, церковь изначально была синагогой", так то. Находится, однако, в его сердце место и для милости, а не только для закона. Но из-за его авраамического "страха божия" проявляется это в комичной форме. Он так боится своего карающего библейского Бога, что молит его, называя Саваофом (не Христом) защитить несчастных грешников от его же собственного божественного гнева. То есть, просит Бога защитить людей от Бога, такая вот "мертвая петля".

"Анархисты" — это очередной роман Иличевского про отшельничество и странствия. Герой "Математика", успешный ученый, бросает все и уходит скитаться. Герой "Перса", успешный ученый, бросает все и уходит в утопическую комунну-фаланстер в пустыне. Герой "Матисса", ученый-физик бросает все и становится бродягой. Герой "Ай-Петри" бросает все и отправляется путешествовать. Соломин в "Анархистах" бросает Москву и удаляется на дачу под Калугой, в чаянии покоя и созерцания, занятий искусством и умиротворения, но ничего этого ему не видать.

Это все какой-то один большой русский дауншифтинг, смешанный со столь близким некоторым струнам национальной души темой бродяжничества, от Лескова до Горького. И хотя очередная попытка убежать от мира в "Анархистах" оканчивается трагически, экзистенциальной драмой эту книгу не назовешь. Потому что тут нет конфликта и узла безвыходных противоречий, а есть вместо этого страшная сила инерции и энтропии. Персонажи барахтаются как лягушата в молоке, но сбить пену и выбраться не могут, куда уж им бедным против такой тупой и неразумной силищи. Ни Соломин, ни его Катя не могут справиться с собой — вот в чем все дело, и тут Турчин прав. В финале несчастные любовники гибнут страшной смертью, оказываясь заживо погребенными в утробе мать сыра земли, в грязи средней полосы. И это очень точно. Ведь русская трагедия — это не извержение Везувия. Это болото. Оно тебя "ам" — и нету.

Книга "Анархисты" предоставлена редакции магазином "Фаланстер".

Антон Семикин

Вы можете оставить свои комментарии здесь

Ошибка в тексте? Выделите ее мышкой и нажмите Ctrl + Enter