В декабре 2005 года в Тюменской области произошло два события. 14 декабря в Тюмени прошел семинар-совещание "Теория и практика работы по профилактике проявлений религиозного экстремизма в Тюменской области". А пять дней спустя в Тобольске состоялась научно практическая конференция "Исламская цивилизация в Сибири: история, традиции, современность". Первое мероприятие организовано властными структурами, второе - общественными.
На совещание в Тюмени пришел осужденный по делу "Хизб -ут Тахрир аль Ислами". Он произнес речь и даже пытался зачитать обращение партии. Конференция в Тобольске была организована и проведена официальными национальными и религиозными организациями с участием Института проблем освоения Севера РАН. Но на нее не пришел ни один представитель власти. Зато в ходе самой конференции много говорили о сложных взаимоотношениях мусульман с властями.
Ислам возрождался первоначально и как элемент национальных культур традиционно исповедовавших его народов, и как наднациональная религия. На основной части России, за пределами Кавказа и окрестностей основными приверженцами ислама были татары и родственные им тюркские народы, башкиры, например. В Тюменской области это были сибирские татары. Однако административного единства не возникло. Духовные управления мусульман не имели жесткой вертикальной структуры.
Власти же делали ставку и вовсе на вполне светские национальные организации. Но сотрудничество с такими институциями не давало возможности полноценно влиять на религиозную общину. В отличие от православных, отношения которых с зарубежной церковью не приветствовались, российские мусульмане быстро осознали себя частью огромного исламского мира.
И исламский мир, в свою очередь, не остался в долгу, стал помогать строить мечети, приглашать на обучением молодежь. Многие пользовались этой возможностью. Лишь позднее пришло осознание того, что существует не только классический Ислам.
Осознание это, впрочем, до сих пор пришло не ко всем. Важное отличие ислама в России от православия и в том, что сообщество мусульман меняется очень быстро. В мечетях много молодежи. Причем молодежи университетской, т.е. образованной. Появилось понятие Интеллектуального Ислама. Меняется и этнический состав мусульман. Массовый приток выходцев с Кавказа и из Средней Азии привел к тому, что в некоторых мечетях они составляют большинство. По разным оценкам в России сегодня 17 -18 миллионов мусульман. Из них около 3 - 3,5 миллионов мигрантов. И распределены мигранты отнюдь не равномерно. К тому же представлены несколькими этническими группами. В этой ситуации новых приверженцев легко находят так называемые масхабы - "квартирные общины". Масхабы создают реальную конкуренцию мечети, которая перестает быть единственным мусульманским религиозным центром. Но перемены эти касаются, прежде всего, городских общин. Уклад сельских общин поменялся мало.
Никаких действенных механизмов взаимодействия властей с этими новыми составляющими мусульманского сообщества так и не возникло. Весь опыт чиновников в этом вопросе ориентирован на общение с религиозным управленцем – настоятелем, имамом или раввином. Такой человек удобен для любых договоренностей, ведь он и распорядитель материальных ресурсов, и "властитель дум" прихожан.
В мечети всегда есть определенные материально-бытовые трудности. У властей же всегда есть возможность помочь. А это уже рычаг влияния. Пользуясь им можно пытаться централизовать управление, вытеснить неугодных. Например, в настоящее время Тюменской области действует Духовное управление мусульман Азиатской части России (ДУМАЧР) и Духовное управление мусульман Тюменской области (ДУМТО). В северных округах, существуют свои духовные управления. Но поддержкой региональных властей пользуется только ДУМТО. С влиянием же ДУМАЧР власти таким образом борются. Ведь председатель ДУМАЧР - шейх Нафигула Аширов, являющийся сопредседателем Совета муфтиев России, и Верховным муфтием Азиатской части России, не слишком удобен для властей. В той же Тюменской области он выступил общественным защитником обвиняемых по делу "Хизб-ут Тахрир аль Ислами". Его влияние в регионе значительно. Тем более он сам уроженец этих мест.
Послушный религиозный лидер – очень важная фигура в борьбе, например, местных воротил за голоса на выборах. Призыв такого лидера к "правильным действиям" накануне голосования может дать неплохой результат.
Описанное, характерно в первую очередь для территорий, где мусульмане "местные", и их процент значителен. В других регионах, например в Центральной России, мусульманское сообщество переживает период становления. Главным образом из-за притока иммигрантов. Их электоральный вес мал. Но принцип тот же - опора на "официальных" религиозных лидеров. В общем-то, большего, чем общая сговорчивость и лояльность лидеров властям и не требуется. Важнее что бы верующие были подальше от политики и от общественной жизни. "А то еще чего доброго справедливости требовать начнут, и не только для себя, а для всех".
Обратная связь работает так же. Имам, муфтий или иной выразитель интересов и запросов общины обращается к чиновнику, в чьей прерогативе решение данного вопроса. А чиновник может помочь, скажем, с оплатой коммунальных услуг, ремонтом, или не помочь. "Не помочь" в случае с мусульманами даже скорее. "А вдруг это ваххабиты!" В некоторых регионах нет, по крайней мере, до недавнего времени не было, ни одной зарегистрированной религиозной организации мусульман.
На мой взгляд, очень ярким показателем доверия между религиозным деятелем и властями является частота его выступлений и упоминаний о нем (положительных) в региональных СМИ.
Такая система очень похожа на советско–феодальную. И, тем не менее, механизм работает. К этому готово население, положительно воспринимающее патернализм, к этому готовы чиновники. Впрочем, они не готовы к иному. Скажем к использованию политических механизмов. Как часто вам приходилось встречать политическою оценку событий связанных с религией? Скорее всего, не приходилось.
До недавнего времени система не давала сбоев за пределами Кавказа. Но для эффективной работы описанной системы нужно еще как минимум два условия: низкая социальная и политическая активность верующих, неспособность общины самостоятельно обеспечивать свои материальные потребности. В то же время действительность ставит перед нами новые вопросы. Насколько социально активны иммигранты? Насколько социально активна университетская молодежь? Могут ли проявлять политическую активность люди сознательно, и самостоятельно пришедшие к вере? Может ли материальная независимость достигаться не повышением собственных доходов и снижением расходов и материальных потребностей? Велики ли материальные потребности квартирной общины, по сравнению скажем с мечетью? Не ведет ли безоговорочная поддержка одних группировок внутри сообщества в ущерб другим к политизации и повышению уровня конфликтогенности всего сообщества. Любой желающий может попытаться самостоятельно ответить на эти вопросы и сделать выводы.
Я выскажу свое предложение. Нынешние тенденции в мусульманском сообществе ведут прямиком к формированию и усилению сети совершенно неконтролируемых "неофициальных" общин. В то же время власти не в состоянии эффективно взаимодействовать даже с крупными религиозными сообществами. Ибо методы и само устройство нынешней власти безнадежно отстали от жизни.
