"Мы выбираем, нас выбирают / Как это часто не совпадает /
Часто простое кажется сложным / Черное белым, белое черным"

Мои настойчивые попытки повлиять на позицию руководителей "Мемориала" и некоторых читателей по вопросу публикации в едином списке жертв на "Стене памяти" на бывшем спецобъекте (ныне памятники истории) "Коммунарка" и на бывшем расстрельном полигоне в Бутово невиновных и виновных в политических репрессиях остаются бесплодными и безуспешными. Напомню — я считаю, что списки должны быть раздельными.

Хотя и эта попытка, скорее всего, не принесет успеха, хочу ответить на основные заданные мне в связи с предыдущими публикациями вопросы.

Отвечаю на вопросы, которые мне часто задают:

1) "Как возможно разделить и разделять похороненных в братской могиле людей?"

— Я не предлагал и не предлагаю эксгумировать, разделять по ДНК и перезахоранивать отдельно "по разным спискам" останки зарытых на "Коммунарке" жертв политических репрессий. Я предлагаю разделить визуально — по двум спискам их имена на "Стене памяти".

2) "Разве вообще возможно и по каким критериям возможно разделять людей, являющихся жертвами политических репрессий?"

— Критерий причастности к осуществлению политических репрессий людей, в свою очередь ставших их жертвами, о котором я говорю, единственный — подписи расстрелянных должностных лиц, начиная от членов Политбюро и ЦК, членов правительства, "троек" и кончая сотрудниками прокуратуры и НКВД, которые стоят на решениях о высылке и раскулачивании, на расстрельных списках, на документах о следствии по 58 статье, на обвинительных приговорах и на актах о приведении приговоров о расстрелах в исполнение.

3) "Кто и как может разобраться и не ошибиться в том, кто из расстрелянных и зарытых в землю на "Коммунарке" и Бутово тысяч людей (более 6 тысяч на "Коммунарке" и более 20 в Бутово) подписывал документы по репрессиям?"

— Наличие этих подписей могут выяснить сотрудники государственных архивов, если им будет дано соответствующее задание и оплачена эта работа, а также сотрудники и волонтеры "Мемориала".

4) "Председатель правления "Мемориала" объяснил, что сегодня у них нет доступа к Архивам и чтобы эту огромную и трудоемкую работу даже только для одной "Коммунарки" делать, нужно лет 10. Что же Вы предлагаете, не ставить Стену памяти в Коммунарке, пока эта работа не сделана?"

— Значит руководителям "Мемориала" надо писать и говорить во всех своих выступлениях по этой проблеме: "МЫ ОБЯЗАТЕЛЬНО СДЕЛАЕМ РАЗДЕЛЬНЫЕ СПИСКИ В БУДУЩЕМ, КОГДА ПОЛУЧИМ ДОСТУП К АРХИВАМ", а не настаивать, что это не нужно делать вообще. Уже сейчас по опубликованным "Мемориалом" документам известно, что несколько десятков людей из числа жертв политических репрессий, закопанных на "Коммунарке", сами тоже их осуществляли. Имена этих людей, например комиссара госбезопасности I ранга Заковского и руководителя НКВД Ягоды и ряда других, можно уже сейчас поместить на "Стене памяти" отдельным списком. Поскольку они расстреляны по вымышленным, придуманным обвинениям, они, конечно, тоже жертвы политических репрессий, а вопрос, реабилитированы они или нет, не имеет отношения к тому, как представлять их имена на "Стене памяти".

5) "Братская могила и гибель уравняли на "Стене памяти" всех — и тех, кто сам ставил подписи под документами о проведении репрессий и по чьим решениям других людей ссылали и расстреливали, и тех, кто этого не делал".

— Я хорошо понимаю и чувствую, что визуально представить на "Стене памяти" в алфавитном порядке имена всех жертв политических репрессий, зарытых на "Коммунарке" (точно так же, только с дополнительной разбивкой по годам расстрелов представлен список жертв политических репрессий на роскошном государственном мемориальном комплексе на бывшем расстрельном полигоне в Бутово) гораздо спокойнее и проще (психологически и политически) для всех. Сделать так, как сделал "Мемориал" в Коммунарке и как сделали власти в Бутово, душевно и психологически намного легче. Собственно в большем душевном и политическом спокойствии и отсутствии непреходящей психологической тяжести, испытываемой всеми при реализации предложения "Мемориала" в противоположность предлагаемому мной решению, и заключается ГЛАВНОЕ И СИЛЬНОЕ ЗНАЧЕНИЕ вашего аргумента.

Но желание более легкой жизни и чувства, что, мол, так нам психологически и душевно легче поступить и что якобы нам самим легче будет жить, проявив милосердие ко всем без разбора жертвам политических репрессий, ибо могила и смерть уравняли их всех, — это СЛАБЫЙ АРГУМЕНТ.

Я пишу, что нивелировка общественной памяти на "Стене памяти" в "Коммунарке" и в мемориальном комплексе в Бутово о тех, кого там убили и зарыли, — не есть общественное благо. Я не верю, что эта нивелировка служит общественному благу и не верю, что это есть психологическое благо для меня и моих знакомых.

Я ведь не предлагал и не предлагаю и никогда не думал, что имена расстрелянных на "Коммунарке" или в Бутово по ложным обвинениям людей, осуществлявших репрессии (и я согласен, что они тоже жертвы политических репрессий), можно не давать и не помещать на мемориальных сооружениях, посвященных жертвам репрессий.

6) "Помещение и представление имен всех — и непричастных и причастных к репрессиям людей в одном алфавитном списке более выпукло и наглядно говорит о пережитой нашим народом трагедии, в том числе посетителям "Коммунарки"!"

— Не согласен с этим, поскольку визуально "Стена памяти" в "Коммунарке" и мемориальный комплекс в Бутово предлагает посетителям этого места ОДИНАКОВО ОТНОСИТЬСЯ КО ВСЕМ ЗАРЫТЫМ ЗДЕСЬ. Посетители "Коммунарки" видят на "Стене памяти", хотя даже не знают об этом, имена палачей, в свою очередь ставших жертвами, и имена людей, не причастных к проведению политических репрессий. Одинаково относиться к НЕПРИЧАСТНЫМ И ПРИЧАСТНЫМ К ОСУЩЕСТВЛЕНИЮ РЕПРЕССИЙ ЛЮДЯМ, ДАЖЕ В МЕСТАХ ИХ ЗАХОРОНЕНИЯ, только как к жертвам террора, а именно так предлагает визуально и "технически" и вынуждает посетителей Коммунарки "Стена памяти", для части посетителей психологически, конечно, более комфортно, но этически неприемлемо.

Возлагать цветы к "Стене памяти" всем — организаторам террора и его жертвам — и предлагать поминать всех, кто назван на "Стене памяти" с единственной одинаковой мыслью — какая трагедия, что насильственная смерть постигла всех этих людей (а визуально это так сделано и так фактически визуально предлагает "Мемориал" в Коммунарке и государство на расстрельном полигоне в Бутово) — в этом есть определенный политический, общественный и человеческий цинизм.

7) "Вместо того, чтобы критиковать режим Путина, Вы снова и снова критикуете "Мемориал", который так много делает!"

— Радости и удовольствия от публикации заметок с критикой "Мемориала" я не получаю, хотел бы по разным причинам о нем вообще не думать, а пишу эти заметки потому, что я против нивелировки общественной памяти и ОСОБЕННО В ВИЗУАЛЬНОЙ ФОРМЕ, как на "Стене памяти" в "Коммунарке". Эта стена памяти — визуальный монументальный мемориальный объект, созданный моими союзниками, а не политическими противниками в лице власти. Эта стена создана самим ГРАЖДАНСКИМ ОБЩЕСТВОМ в лице "Мемориала", к созданию и определению миссии которого я в конце 1980-х гг. имел непосредственное и прямое отношение.

8) "Коммунарка" — это кладбище. Допустимо ли и как вообще можно на кладбище сводить счеты с мертвыми?"

— Спецобъект (ныне памятник истории) "Коммунарка" не кладбище, как настаивает Ян Рачинский. И расстрельный полигон в Бутово тоже не кладбище. Перечень имени на "Стене памяти" в Коммунарке — это не поминальный церковный список за всех убитых и "упокоенных тобой Боже раб твоих". И суть дела не в счетах с мертвыми, а в нивелировке общественной памяти, которая осуществлена посредством "Стены памяти" в "Коммунарке" "Мемориалом", а также государством на расстрельном полигоне в Бутово.

По ВОСПРИЯТИЮ людей, "Стена памяти" такой же, только временный памятник, как и мраморно-гранитный памятный комплекс на полигоне в Бутово. Эти сооружения, увековечивающие память о жертвах политических репрессий установлены не на мемориальных кладбищах, а на местах расстрелов и захоронений, ставших "памятниками истории". Соответственно, и мое отношение к информации о жертвах политических репрессий, которые здесь расстреляны, зарыты, закопаны — не такое, как к информации о похороненных на кладбищах людях, а как к информации о памятниках истории и о людях, которые с этими местами "связаны".

То, что государство, открыв в 2017 огромный гранитно-мраморный мемориал на полигоне в Бутово и представив там на каменных плитах по алфавиту и по годам вместе имена и жертв и палачей, в свою очередь ставших жертвами, действует так же, как и "Мемориал" на "Коммунарке", и так же, как РПЦ, поминая одинаково всех (в церкви по другому, видимо, нельзя, ибо перед Богом все равны!), мне кажется большим политическим, гражданским, общественным и человеческим проигрышем "Мемориала" и нас всех вместе с ним. Простить зарытых в земле "Коммунарки" и "Бутово" убийц и палачей, даже если они сами жертвы других убийц и палачей, может только Церковь и Бог. А я не могу. Зачем нужны смешение, смещение и нивелировка исторической памяти, кроме как для общественного спокойствия и психологического комфорта? Далеко не всегда общественное спокойствие и психологический комфорт — благо.

P.S. Мне кажется, что к обсуждаемой проблеме нивелировки общественной памяти о разной роли жертв политических репрессий в их осуществлении имеет отношение также и петиция "Предлагать обществу простить преступления против человечности не имеет права никто", написанная и опубликованная мной и Львом Пономаревым и поддержанная многими людьми в связи с открытием в 2017 году государственного памятника "Стена Скорби" на углу проспекта Сахарова и Садового кольца в Москве.

Юрий Самодуров

Ошибка в тексте? Выделите ее мышкой и нажмите Ctrl + Enter