Последние три с половиной года жизни Александра Галича прошли на Западе. Оказавшись в вынужденной эмиграции, этот "злостный клеветник" и "очернитель советской действительности", как именовала Галича советская пропаганда для внутреннего употребления, наконец получил возможность заниматься тем, чего был лишён на родине. Отныне он мог и давать концерты — везде, где имелась аудитория, желавшая его слушать, и записывать свои песни на грампластинки, и — это было самым для него важным — выступать перед микрофонами иностранных радиостанций, вещающих на Советский Союз в качестве "суррогатного радио". То есть такого, которое сообщает своим слушателям внутри "страны развитого социализма" те новости и рассказывает о тех событиях, о которых не сообщает и не рассказывает им коммунистическая пропаганда.

Всё это не могло его не радовать. В чём поэт и бард неоднократно признавался, выступая в своей авторской программе "У микрофона Александр Галич" на радиостанции "Свобода", штатным сотрудником которой он был с мая 1975 года и до последнего дня жизни. В этой, а также и в ряде других программ данной радиостанции постоянно звучали его песни — как старые, хорошо известные огромной аудитории его поклонников в СССР по магнитофонным записям и передачам той же "Свободы"[1], так и новые, сочинявшиеся там, где Галичу было суждено жить в эти последние годы: сначала в столице Норвегии — Осло, затем в западногерманском Мюнхене, а в последний год жизни — в Париже.

Однако внимательные слушатели Галича, звучавшего на самых коротких в мире радиоволнах, не могли не обращать внимания на то, что он исполняет в основном именно старые песни, а новые появляются крайне редко — три-четыре в год, не более того. Прежде, когда Галич жил в Советском Союзе, находясь под гнётом идеологической цензуры, не позволявшей ему свободно выступать с концертами, такого не было. Бард сочинял много — песни буквально лезли из него, как сам Галич неоднократно говорил на многочисленных квартирных концертах. И вот теперь поклонники недоумевали: неужели творческая свобода, обретённая Галичем после стольких лет цензурного прессинга, не пошла ему на благо — напротив, ввергла в творческий кризис? Или причиной стало то, что, оказавшись за пределами "кумачового рая", Галич постепенно утрачивает ощущение личной причастности ко всем творящимся там мерзостям и уже не может бичевать советский режим с былой мощью своего сатирического дара?..

Действительно, если смотреть на чисто количественные показатели творческой активности Галича во время эмигрантского периода жизни, такие предположения выглядят вполне обоснованными. В этом качестве его достижения иначе, как весьма скромными, назвать сложно. Дюжина песен, десяток стихотворений, для исполнения под гитару не предназначенных, и одна небольшая поэма — вот, собственно, и всё. И это — за три с половиной года.

Песни эти очень разные. Есть среди них и откровенно неудачные ("Блюз для мисс Джейн" и "Песенка о Диком Западе"), есть и такие, которые, сочинив, Галич исполнять вскоре по разным причинам перестал ("Русская речь" и "Песенка про Красного петуха"). Но есть и те, что входят в число лучших его песен: "Старый-старый марш" (более известный под названием "Прощание славянки") и две так называемые "предсмертные", написанные в последние недели, а может быть и дни его жизни: "Там, в заоблачной стране..." и "За чужую печаль...". Это — несомненные шедевры, входящие в "золотой фонд" галичевского творчества.

Однако самой мощной из всех сочинений эмигрантского трёхлетия Галича стала песня под названием "Марш мародёров". Она принадлежит к числу его программных, декларативных произведений — то есть таких, которые не теряют актуальности и спустя много лет после написания, переживая и своего автора, и эпоху, в которой ему выпало жить и умереть.

* * *

Песня "Марш мародёров" была написана Александром Галичем не позднее октября 1976 года. Текст её впервые опубликован в 10-м номере журнала "Континент", вышедшем в конце того же года[2]; затем он вошёл в состав его последней прижизненной книги — "Когда я вернусь"[3]. Книга вышла из типографии в начале декабря 1977 года, примерно за десять дней до гибели её автора.

Как и многие иные песни Галича, "Марш мародёров" — песня-притча. Она является своеобразной иллюстрацией афоризма, гласящего, что всякую революцию задумывают романтики, осуществляют фанатики, а пользуются её плодами мерзавцы и негодяи. (Авторство этого высказывания традиционно приписывается английскому писателю и историку XIX века Томасу Карлейлю.) Несмотря на то, что в тексте песни нигде нет прямых отсылок ни к истории России большевистского периода, ни к истории Германии — нацистского, ни к истории какого-либо ещё государства, прошедшего через многолетний период диктаторского правления, — подтекст её однозначно свидетельствует об отношении автора к любым узурпаторам власти, вне зависимости от исповедуемой ими идеологии.

Сюжет "Марша мародёров", как и всякая аллегория, прост.

Некая армия занимает неприятельский город. Измученные ратными подвигами солдаты и офицеры ложатся спать. Выставленные вокруг лагеря дозорные также погружаются в сон. И тогда в покорённый город неслышно вступает другая армия — армия мародёров. Тут же начинающая "диктовать условия" и "предъявлять права". Мародёров не занимает воинская слава — их интересуют вещи куда более приземлённые: имущество жителей, которое можно грабить, и сами жители, которых можно насиловать. И пока подлинные победители спят безмятежным сном, в котором им видятся призрачные златые горы и реет знамя Победы, "рябое от рваных дыр", — в городе творится вакханалия насилия и разбоя. А когда победители пробуждаются, всё уже кончено: от златых гор осталось одно воспоминание, а знамя Победы оказалось в руках мародёров. Которые, упреждая негодование победителей, цинично заявляют:

И тут уж нечего спорить.
Пустая забава — споры.
Когда улягутся страсти
И развеется бранный дым,
Историки разберутся –
Кто из нас мародёры!
А мы-то уж им подскажем!
А уж мы-то их просветим![4]

Вслед за этим история, начавшаяся как героический эпос, оборачивается кровавой фантасмагорией: армия мародёров превращается в армию победителей, а армия победителей объявляется армией мародёров. С мародёрами же по законам военного времени разговор короток — пуля. И вслед за уже принадлежащими подлинным мародёрам денежками, девками, выпивкой и жратвой им же достаётся то последнее, чего у них ещё не было и чего они теперь так страстно жаждут, — воинская слава.

Для того чтобы понять, с какой целью была написана Александром Галичем эта песня, что двигало его пером, — необходимо вспомнить о том, что творилось в мире в те годы, когда он её сочинял. А также заглянуть в предысторию — иначе будет понятно далеко не всё.

* * *

После появления в 1922 году первого в мировой истории тоталитарного государства — Союза Советских Социалистических Республик весь цивилизованный мир разделился на две части. Одна (находящиеся за океаном Соединённые Штаты Америки) в течение длительного времени не желала признавать самого факта его существования и не хотела иметь с ним каких бы то ни было дел. Другая (находящиеся вблизи от него страны Европы) была вынуждена искать пути для взаимного сосуществования, надеясь на то, что устроители этого государства-монстра ограничатся ранее ими захваченной территорией и не станут вмешиваться в их собственные дела. Однако, исходя из дальнейшего хода мировой истории XX века, оказалось, что ни та, ни другая политика не является продуктивной. Поскольку не обращать внимания на страну, поставившую своей целью завоевание всего остального мира, попросту невозможно, а надеяться на проявление ею элементарного уважения по отношению к соседям было донельзя наивным.

В 1920-1930-е годы коммунистическая пропаганда, на которую Советский Союз никогда не жалел ни сил, ни средств, сумела дезориентировать значительную часть западной интеллектуальной элиты. Многие виднейшие её представители стали прямыми агентами влияния СССР, принимая деятельное участие в процессе дезинформации общественного мнения в своих странах. Дезинформация в первую очередь касалась того, что на самом деле представляет собой "первое в мире государство рабочих и крестьян". Сейчас любому психически вменяемому человеку известно, что оно собою представляло. Но в ту пору у интересующегося этим вопросом жителя какого-нибудь швейцарского кантона или греческого острова в Эгейском море, не говоря уже о владельце аптеки в городке Риджвуд, штат Нью-Джерси, не было возможности войти в Интернет и озадачить своим любопытством всезнающий Гугл. Поэтому им приходилось или верить тому, что пишется в местных газетах и говорится по местному радио — то есть тем, кто это пишет и это говорит. Или не верить. Поскольку увидеть жизнь в Советском Союзе собственными глазами ни у одного из этих людей возможности не было.

Между тем руководство Советского Союза, сознавая, что созданная партией большевиков социально-экономическая система является абсолютно неэффективной, а в ближайшей перспективе и нежизнеспособной, не придумало ничего более оригинального, как силой захватить весь окружающий мир. Необходимость такого решения диктовалась тем, что главари большевиков полностью отдавали себе отчёт в том, что именно с ними произойдёт, если порабощённый ими российский народ взбунтуется по-настоящему. Именно по этой причине они и решили сыграть ва-банк.

Развязанная Советским Союзом совместно с нацисткой Германией в 1939 году Вторая мировая война привела к многомиллионным человеческим жертвам — за шесть лет, пока она длилась, на всех континентах, кроме Южной Америки и Антарктиды, погибло не менее 110 миллионов человек. Однако после окончания войны — по злой иронии истории — СССР превратился из её инициатора в одну из стран-победителей и таким образом сумел избежать уголовной ответственности за её развязывание.

В течение последующих 36 лет Советский Союз являлся вдохновителем, организатором или участником множества региональных вооружённых конфликтов — от крупных войн в Корее (1950-1953) и во Вьетнаме (1964-1976) до локальных — на Африканском континенте в 1970-е годы (Ангола, Мозамбик, сомалийско-эфиопская война за Огаден) и в Центральной Америке в 1980-е (Никарагуа, Сальвадор). Апогеем политики международного бандитизма стало вторжение советских войск в Афганистан в 1979 году, вылившееся в девятилетнюю Афганскую войну (1979-1989). Такое поведение привело СССР к единственно возможному и закономерному итогу — краху его экономики и распаду в 1991 году на множество новых, частично или полностью самостоятельных государств.

* * *

Когда Александр Галич сочинял песню "Марш мародёров", до начала Афганской войны оставалось около трёх лет, и о том, что такая война будет, он, разумеется, не мог даже догадываться. Весь остальной милитаристский бэкграунд Советской империи был ему хорошо известен. Будучи человеком сугубо штатским (Галич в Красной армии по состоянию здоровья не был), он, тем не менее, очень отчётливо ощущал ту сферу советского бытия, которая была связана с портянками, кирзовыми сапогами, портупеей и циничной присказкой "кто в армии служил, тот в цирке не смеётся". О его персональном отношении к агрессивной внешней политике Светского Союза с исчерпывающей полнотой свидетельствуют две строки из песни про бессмертного стукача Кузьму Кузьмича:

Граждане, Отечество в опасности!

Наши танки на чужой земле![5]

Это было написано осенью 1968 года, вскоре после того как на исходе того жаркого лета армия Советского Союза оккупировала крошечную Чехословакию — страну, являвшуюся его и политическим, и военным союзником. Этот акт межгосударственного терроризма стал последней чертой, подведя которую, Александр Галич более не воспринимал правящий в СССР коммунистический режим иначе как преступную клику, борьба с которой является его нравственным долгом. Он и боролся — доступными ему способами: поэтическим талантом и гитарой. Например, так:

Сердце моё заштопано,
В серой пыли виски.
Но я выбираю Свободу,
И — свистите во все свистки!
И лопается терпенье,
И тысячи три рубак
Вострят, словно финки, перья,
Спускают с цепи собак.

.................................

Я выбираю Свободу –
Но не из боя, а в бой!
Я выбираю Свободу –
Быть просто самим собой.
И это — моя Свобода.
Нужны ли слова ясней?!
И это моя забота –
Как мне поладить с ней.
Не слаще, чем ваши байки,
Мне гордость моей беды,

Свобода казённой пайки,
Свобода глотка воды.
Я выбираю Свободу.

Я пью с нею нынче на "ты".
Я выбираю свободу
Норильска и Воркуты.
Где вновь огородной тяпкой
Над всходами пляшет кнут,
Где пулею или тряпкой
Однажды мне рот заткнут.

Но славно звенит дорога,
И каждый приют, как храм.
А пуля весит немного –
Не больше, чем восемь грамм...[6]

Пули Александр Галич от коммунистов не получил. И Гулагеря, по счастью, избежал также. Но благодарности за это они не дождутся никогда.

* * *

Как и многие иные выдающиеся российские поэты, Александр Галич был человеком роковой судьбы. Покидая родину с билетом в один конец — из Москвы в Вену, как бывший советский гражданин, направляющийся в Государство Израиль с целью воссоединения с проживающими родственниками (которых у него там не имелось)[7], — он наверняка мечтал о том, что когда-нибудь сможет вернуться обратно.

Этим мечтам сбыться оказалось не суждено.

В декабре 1977 года 59-летний Галич трагически погиб в Париже — при обстоятельствах, которые с тех пор и по сей день ставят перед всеми, кто пытается заниматься расследованием его гибели, ряд вопросов, не имеющих логически обоснованных ответов. Его триумфальное возвращение на родину — опосредованное, выразившееся в многосоттысячных тиражах книг, грампластинок и компакт-дисков, — начавшееся десятилетие спустя, с тех пор продолжается, то затухая на многие годы, то вспыхивая вновь.

Ныне, в условиях острейшего кризиса, разворачивающегося в неосоветской России, загнанной её правителями на обочину мировой цивилизации и не воспринимаемой более в цивилизованном мире иначе как в качестве страны-изгоя, управляемой террористическим режимом, — творчество Галича актуально как никогда. И хотя внутреннее сопротивление почти задавлено, а внешнее давление всё ещё крайне незначительно — ситуация имеет явную тенденцию к изменению в правильную сторону. Вопрос — лишь в том, как долго продлится агония гэбистско-воровского режима. И сколько светлых человеческих душ будет пожертвовано в священном деле очищения этой страны от вконец оборзевших от ощущения полнейшей безнаказанности мародёров.

 

[1] В Русской службе радиостанции "Свобода" с октября 1971 г. выходила специальная программа "Они поют под струнный звон…", в которой передавались записи песен советских бардов. Творчество А. Галича было представлено в этой программе очень широко.

[2] См.: Галич А. Из новых стихов // Континент (Париж). 1976. № 10. С. 8–10.

[3] См.: Галич А. Марш мародёров // Галич А. Когда я вернусь: Стихи и песни 1974–1977 годов. Frankfurt am Main: Possev-Verlag, 1977. С. 77–79.

[4] Там же. С. 78.

[5] Галич А. Бессмертный Кузьмин // Галич А. Поколение обречённых. Frankfurt am Main: Possev-Verlag, 1972. С. 84.

[6] Галич А. Я выбираю Свободу // Галич А. Поколение обречённых. С. 33–34.

[7] Таково было условие, при соблюдении которого советский режим согласился дать А. Галичу разрешение на выезд. А. Галич добивался права покинуть СССР с конца 1973 г. с советским заграничным паспортом, позволявшим надеяться на возможность возвращения, однако в этом ему было категорически отказано.

Павел Матвеев

Ошибка в тексте? Выделите ее мышкой и нажмите Ctrl + Enter