"Накормить-то я их накормил, но какая была давка!"
И. Ильф, Е. Петров, "Золотой теленок"
Глава XVII "Блудный сын возвращается домой"

Теперь, когда от оскорблений и странных намеков на прописку, меня предлагают поучить "искусству академической полемики", было бы по меньшей мере легкомысленно манкировать предложением и упорствовать в собственном невежестве. Тем более, что бесплатно. Тем более — на таком иллюстративном материале. Тем более — на тему, судя по реакции аудитории, глубоко волнующую не только назойливую "студентку". Тем более, что у нас с вами, дорогие свидетели, и выбора-то нет — придется учиться.

Если вам, уважаемые, когда-нибудь понадобится образчик "академической полемики" в чистом виде, наплюйте на классиков и мастеров жанра, и воспользуйтесь щедро дарованным учебным пособием. Это, не боясь впасть в патетику, — революция. Если раньше под полемикой понимали обмен мнениями по определенному предмету с целью, как я уже имела честь говорить, пусть не убедить собеседника, но хотя бы привлечь внимание свидетелей к собственным аргументам, то теперь ошибочность или, во всяком случае, односторонность этого подхода можно считать доказанной. Настоящая, академическая полемика, как мы сможем вскоре убедиться, начинается тогда, когда у "профессора" нет ответов на "неудобные вопросы атакующей студентки". Либо, когда "профессору" по каким-либо причинам, никак нельзя на них отвечать. Либо, когда "профессор" не понимает, о чем спрашивает "студентка". Либо в каком угодно ином случае, положении или ситуации, вынуждающих его пускаться во все тяжкие, чтобы и академическую девственность сохранить, и политических друзей не потерять.

Путей балансирования есть несколько. Классикой является практика погружения в пучины древней истории, т.е. такой, о которой ничего никому не известно доподлинно, но которая тем более оставляет простор фантазии автора. Второй способ ведения академической полемики на максимальном отдалении от предмета ее, — нагромождение запредельного количества противоречий на квадратный сантиметр текста. Здесь частным случаем выступает тактика "Парализующих аналогий". Третий путь — логика, доступная единственно автору, повороты и зигзаги которой ревниво оберегаются последним от посягательств оппонента.

Это — наиболее интересные, фундаментально разработанные и прекрасно проиллюстрированные "профессором", базовые принципы "искусства". Об азах, вроде изъятия частей текста оппонента из контекста, перифраза его слов в выгодном для себя свете, полного игнорирования вопросов или неуместного ерничания — т.е. всего того, чему учат уже в первых классах ярмарочных "полемистов", торговцев лошадьми и женских парикмахеров, здесь и упоминать как-то не удобно: с первых слов ясно, что автор владеет "искусством академической полемики" на самом высоком уровне.

После этого необходимого вступления перейдем к иллюстрациям.

Принцип "Сокрытой логики"

Яркую иллюстрацию принципа "сокрытой логики" находит читатель уже в первом абзаце. Глазам его автор предлагает картину: студентка атакует профессора "неудобными вопросами". Обратим внимание на множественное число — "вопросами", отметим общую атмосферу сцены — явное раздражение профессора непонятливостью студентки — и спросим себя: чем вызвано это досадное повторение вопросов? Представьте: профессор ведет семинар. Студентке что-то из подаваемого непонятно. Она студентка добросовестная и эмансипированная — она понять желает. И спрашивает. Профессор с готовностью объясняет. Откуда эта "атака" и почему вопросы так-таки "неудобные"? Какие вообще "неудобные" вопросы можно задать профессору на семинаре и в присутствии десятка сокурсников и сокурсниц? Вместо ответа профессор предлагает студентке "искусство академической полемики". Но она пришла на семинар не за "искусством". Она спрашивает снова. И снова... Так возникает ощущение "атаки", так нарастает раздражение профессора. Здесь одно из двух: либо знания профессора (в которых, сразу заявляю, никто не сомневается!) сродни знаниям навигации известного "капитана" у Джека Лондона, который не только не мог определить место яхты в Тихом океане, но и передать свои знания другим членам команды был тоже не в состоянии, либо студентка нашла слабое место в профессорских знаниях и злокозненно бьет в него своими вопросами (цели при этом она может преследовать самые разные). Так или иначе, какую гипотезу мы ни приняли бы за рабочую, придется признать, что профессор не в состоянии объяснить студентке преподаваемого им материала. Теперь объясните мне логику автора предлагаемой нам аллегории: откуда-таки выводит он профессорское право учить "аудитории" (так в тексте!) чему-то (в нашем случае — "искусству академической полемики"), о чем его никто не просил? Вместо того, чтобы просто взять, да и ответить на вопросы "студентки"? Ну, или попытаться понять их?

Принцип "Нагромождения противоречий"

Яркий пример второго принципа "искусства" являют три абзаца, начиная со слов "Дескать, как можно /.../". Если кто-то с первой попытки разобрался в том, что автор нам хочет сказать, то гражданский и гуманистический долг этой светлой головы обязует ее объяснить понятое автору "искусства". У меня есть обоснованные подозрения, что он сам не совсем понимает, о чем и к чему эти абзацы.

Начинается нагромождение словом "дескать", т.е. надо понимать, что за этим сигнальным словом следует перифраз моего высказывания о том, правомерно ли называть Русскую цивилизацию "архаической". Беда в том, что я этого никогда и нигде не утверждала. Речь у меня об узурпированном московскими "либералами" имперском праве устанавливать уровень "архаики" порабощенных народов и, исходя из этого уровня, решать, кто, когда и на цепи какой длины может быть выпущен на свободу. Надо ли удивляться тому, что в конце "искусства" автор подсовывает готовый московский вывод: никто, нигде, никогда, ни при каких условиях. Как назвать остроумную теорию, обосновывающую право одной части социума определять уровень развития другой его части и выносить ей приговор, дело, в конечном итоге, второстепенное. Были ли у этой теории предшественники, духовные отцы и святые покровители, когда, где и чем закончились их "академические" изыскания, думаю, читатели в состоянии найти сами. Напомню, что именно эти вопросы я задавала "профессору", и сейчас имею полное право предположить, что именно их он классифицирует как "неудобные". Именно вместо ответа на них он и предлагает нам три абзаца: Россия — архаика; архаика, но относительно Европы; Татарстан и Чечня — "не помню, чтобы выделял, но не отпираюсь" — регионы с большим уровнем архаики; Москва и даже Кемерово — светочи демократии относительно "псевдоклерикального султанизма"; Татарстан архаичен, потому что принимает как должное имперскую форму власти... Архаика-не архаика-но-относительно-архаики-которая-не-архаика-по-уровню-архаики... — не знаю, как уважаемые читатели, а я считаю этот абзац шедевром "искусства". Как там у Остапа? — "/.../ переводить больше не нужно. Я стал как-то понимать по-бенгальски".

Если предположить, что автор все-таки знал, что хотел сказать, то выходит еще гаже. Потому что несет эта часть текста всего одно рациональное зерно: "/.../ в Чечне установилСЯ абсолютный псевдоклерикальный султанизм /.../" (выделено мной, И.Б.). То есть читателю под наркотический шорох архаизаций-неархаизаций, подводят простенькую идею о естественности, самостоятельности, архаической предрасположенности, если хотите, чеченского социума к "псевдоклерикальному султанизму". Не было двух войн и уничтожения двух законных президентов. Просто и на ровном месте, сам по себе взял да и "установился"... в силу архаики, диагностированной московскими "либералами". В прошлой статье точно так же, ненавязчиво, на заднем плане, автор проталкивал мысль о том, как на Донбассе образовалиСЬ казацкие республики... тоже — сами по себе, исходя исключительно из степени, установленной теми же московскими "либералами", архаизации украинцев. Не было ни стрелковых-гиркиных, ни бесов, ни моторол, ни ряженных казачков ростовских, ни складов оружия в церквях московского патриархата, дальновидно заготовленного Москвой задолго до Майдана.

Частный случай "Парализующие аналогии"

"Ленинские большевики и гитлеровские штурмовики также были сущими архаиками по сравнению с разрушенными ими культурами" — пример формулировки. Всем, кто со мной не согласен, предлагаю опровергнуть этот бред и не прослыть при этом ни апологетом немецкого нацизма, ни зюгановцем, ни антисемитом. Подобные сравнения парализуют исследователя святостью памяти жертв обоих людоедских режимов, и именно поэтому выступают незаменимым — часто последним — аргументом "академической полемики".

Принцип "Пучины истории"

В предлагаемой лекции "профессор" не продемонстрировал принцип в полной силе, аргументы, вроде "...если бы Вавилон продержался на две недели дольше, все развитие Европейской цивилизации пошло бы по иному пути..." остались за скобками его рассуждений. Но сам принцип нашел, наконец, академическое определение: "Историзм — это когда ты мысленно помещаешь социум в аутентичный ему (историзму или социуму? — И.Б.) контекст и сравниваешь уровни свободы, рациональности элит и субэлит (условно — верхушки "среднего класса") и достойность поведения интеллектуалов" (курсив мой, грамматика — оригинала, И.Б.). Это — классика! Концентрация "искусства академической полемики" достигает здесь не только теоретической завершенности, но и эмпирического предела — лучше не скажешь, глубже не копнешь! Мир становится простым и понятным. Вот пример. Берем, скажем, сталинский социум и перемещаем гамузом ну хоть бы в тот же Вавилон, который, к досаде "профессора", не продержался на две недели дольше. Ищем аутентичный контекст, а дальше — пара пустяков: сравниваем "уровни свободы, рациональности элит и субэлит и достойность поведения интеллектуалов", и доказываем, что... а в том-то и дело, что доказываем то, что ищем. В эту резиновую формулу "историзма" можно всунуть все, что угодно, и получить какой угодно результат. Как говорят в Одессе: "На любой вопрос — любой ответ". В этом ее простота и гениальность. Тут, друзья, действительно, конец истории. А вы говорите: "Фукуяма"!

И в заключение, — просто для того, чтобы показать "профессору", что я внимательно ознакомилась и усвоила материал очередной пары, которую ему опять "пришлось ей прочитать", — о принципе "Неуместного ерничания".

При упоминании о демократиях Африки могут возникать различные рефлексы, как условные, так и безусловные, реакции контролируемые и неконтролируемые. Вопрос в том, какое место отводит им автор в диспуте. Выражусь иначе: место и тон подобных эмоциональных вкраплений и отличают аргументированную дискуссию от "искусства академической полемики". Плаксивость автора не освобождает его от ответа на поставленные вопросы, как и от опровержения сделанных оппонентом заявлений. Да, что — да, то — да, — демократии стран Африки находятся на разных стадиях развития, зависящих от традиций, культуры, истории и многих других факторов, и я указала на это. Разница вся в том, что в Африке (я, кстати, говорила не обо всем материке, равно, как и не обо всей Азии) демократии есть. Повторяю: "зачаточные", "пришибленные", "дегенеративные", "неправильные" и какие угодно, но есть. И все эпитеты лишь подтверждают их наличие. Изменятся условия, и они имеют все шансы развиться по пути, пройденным европейскими демократиями.

В России демократии нет, не было, быть не могло и быть не может.

Как я уже неоднократно говорила, в России есть слова. Смыслом они не наполнены. А чего нет, то не может и развиться, ни "...в этот раз...", ни "...на третий раз...", ни даже если "Вдруг да и случится мечта..." В России есть Власть. Сакральная. Ничем не ограниченная. Вот она и будет развиваться. Сколько шансов России ни давай.

Чтобы не вызывать эмоциональных всплесков и связанных с ними поллюций "академической полемики", требую назвать мне один-единственный демократический институт, когда-либо, начиная с XV века, функционировавший в России.

Ельцин, "бегающий 5 лет от импичмента", существует лишь в фантазиях "русских либералов". По степени реализма отражения действительности эта картина может быть сравнена с уверенностью мыши в том, что спящая кошка ее боится. Свой страх перед "импичментом" и свое отношение к "оппозиции", "законам" и, следовательно, к "демократии", Ельцин показал войнами против Молдовы и Чечни, танками против парламента, и, в итоге, "преемником". Все остальное — болтовня и мечтания. Когда возникает реальная угроза власти, кошка просыпается и душит всех мышей сразу или выборочно некоторых. Согласитесь, наивно полагать, что мыши при этом "оказывают сопротивление", или "влияют" на количество помилованных кошкой, или вообще "выступают субъектом" происходящего. Все решает только кошка. Хотя оставшимся в живых мышам никто не запрещает и впредь думать, что живут они в "демократии". Вот и вся аллегория "русской демократии".

Итак, я повторяю мой "неудобный" вопрос:

Какой из демократических институтов выступил против вопиющего нарушения Ельциным норм международного права и российской конституции?

Господин "профессор", уважаемый! — мне не нужно "искусство", мне нужен простой ответ. "Аудиториям", думаю, — тоже.

Ирина Бирна

Ошибка в тексте? Выделите ее мышкой и нажмите Ctrl + Enter