С точки зрения изощрённой политической тактики (интриганства) путинизму нет равных. Ведь за ним стоят 99 лет традиции ЧК-оперработы.

Поэтому для "надежного" предотвращения революционных поползновений в головы населения внедрена мобилизационно-милитаристская картина мира, для большего накала чувств пронизанная паранойей и ксенофобией, в своем пределе возвращающая к советскому (а также доромановскому) восприятию Запада как некоего хтонического (подземного) царства.

Интересно, что, как и в СССР, такая конспирологическая картина мира воспроизводится и у оппозиции, только зеркально, с переворачиванием этических и этологических (социально-поведенческих) полюсов.

Забавно, что победившая КПСС антикоммунистическая постдиссидентская "синтетическая" идеология была именно таким перевертышем: коллективизм, эгалитаризм, интернационализм, сциентизм (культ научной картины мира), аскетизм - плохо, а индивидуализм, элитизм, национализм, мистицизм и консумеризм - хорошо...

Но и коммунистов, и у антикоммунистов идеологической осью была конспирологическая паранойя - только одни видели заговоры троцкистов и ЦРУ, а другие - вездесущность КГБ и "андроповские планы".

Уже 10 лет российское общество готовят к эсхатологической (Последней) войне с обобщенным Западом. Накал этой подготовки совершенно не похож на рутинное пропагандистское камлание советских времен, когда, для пользы дела запугивая население Третьей Мировой, разработчики кампаний были твердо уверены в ее невозможности - по крайней мере, по инициативе противника.

Опыт всех серьезных международных кризисов, с которыми столкнулся СССР, показывает, что как только ситуация становилась реально горячей - Берлинская блокада 1948, первая фаза Корейской войны, Берлинский кризис августа-октября 1961, Кубинский - октября 1962 и Ближневосточный - ровно 11 лет спустя, Москва отступала. И восторженный империализм, обрадованный тем, что жизнь продолжается, отсыпал Кремлю некую порцию ништяков.

Совсем иное дело было со второй половины 30-х годов. Война с Западом (включая Японию, но исключая США) рассматривалась, как такая же неизбежность, что и Армагеддон - первыми поколениями христиан. Инициатива войны должна была идти от империалистов, поэтому ее внезапного начала можно было ждать постоянно. Именно как это и говорится про Второе Пришествие. Поскольку война не означала гарантированного уничтожения, но, напротив, поражением капиталистов создавала возможности для геополитического укрепления СССР, она ожидалась не со страхом, но с какой-то истерической надеждой. Мозги вправила только Финская кампания 1939-40 года, завалившая страну похоронками и потоками раненных, для которых в школах срочно разворачивали госпитали.

Поражает, насколько современная официальная и прорежимная пропаганда напоминает сталинскую допактовую. Хотя ядерного оружия, несмотря на все усилия Горбачева и Ельцина, заметно меньше не стало, и полноценная война означает уничтожение и России, и цивилизованного мира также надежно, как и 45 лет назад, в год великого события - публичного признания Америкой того, что СССР достиг с ней стратегического паритета.

Но в России неизбежность гибели под сугробами радиоактивного пепла решительно выводится за скобки сознания. В послевоенном СССР официально шла борьба за мир, и художественного изображения будущих войн почти не было. В отличие от Запада, но там были романы и фильмы-катастрофы, для которых мировая война была только предлогом описать крах цивилизации: новое изживание самой главной и самой глубокой исторической травмы западной цивилизации - падения Западной Римской империи.

Только в 30-е годы издавались и выпускались экранизации произведений про будущую мировую (антизападную) войну с такой же открытостью, как сейчас.          

Конечно, мечтательных романов о войне с Америкой и Украиной за последние четверть века вышло бесконечно больше, чем лет 80 назад, но зато тогда фильмы "Если завтра война" или "Эскадрилья №5" ("Война началась") посмотрели, причем многократно, куда больше людей, чем прочли все эти бесконечные "Поле боя - Украина".

Интересно, что Голливуд не снимает триллеры или боевики про гипотетическую российско-американскую войну, он снимает про операции американских спецслужб или спецназа на территории СНГ - либо в помощь "нормальным" (прозападным) силам в России, которым угрожает путч или заговор фашистов или неосталинистов, либо с целью борьбы с уже победившим путчем (начиная с "Иконы" по Форсайту и завершая "Миссия невыполнима-3" и "Борн-3").

Такое впечатление, что в современной России причудливо воспроизводится массовое помешательство как государственных, так и интеллектуальных элит второй декады прошлого века, когда почему-то подсознательно считалось, что захват российскими войсками Константинополя настолько преобразит общество, настолько его сплотит и придаст новый смысл всей жизни, что история страны эсхатологически преобразуется настолько, что "остановится" (автор благодарит известного культуролога проф. Игоря Г. Яковенко за разъяснение данного ракурса понимания событий 1912-15 годов).

От этого и общее впечатление предвоенной интеллектуальной российской жизни как от втягивания в воронку: вот-вот война (в июне 1911 на тайной совещании генштабистов в Петергофе французы уже рисовали российским генералам стрелочки их наступлений на Второй рейх), грандиозный парад победы в Царьграде, православная служба в освященной Айя-Софии... И полное сказочное преобразование русского бытия в нечто.

Мне уже приходилось говорить, что приблизительно 120 лет назад кризис русской цивилизации, вызванный не просто трудностями разрыва с архаикой, но и почти полным отсутствием в социально-политической сфере акторов-лоббистов такого разрыва (и царь, и цареубийцы мечтали сохранить крестьянскую общину и в целом нерасчлененную патриархальную жизнь, как воплощение "особого пути"), стремительно вызревал, причем, все больше и больше формировалось убеждение, что он будет преодолен в направлении тотального-тоталитарного сценария. Сперва чуда ждали от Революции. Разочарование в ее итогах (реальный компромисс, весьма выгодный для гражданского общества, воспринимался как тягостное поражение) толкало к панславянскому мистицизму и военной истерии. Потом чуда ждали от овладения Константинополем, вслед за чем должна была явится Святая Русь. Наконец, после двух десятилетий идейных блуканий, тотальную утопию реализовал большевизм, который разрешил кризис либеральной фазы петербургского периода его ликвидацией и переходом к периоду неомосковскому, революционно-мессианско-деспотическому.

Тупиковость путинизма, вполне выявившаяся уже летом 2006 года (тогда на конференции "Другая Россия" с очень широким, рекордным по сей день спектром оппозиции, мне там довелось слышать выступление Анпилова в поддержку тезисов Ясина, а Касьянов признал с трибуны частичную правоту "нацболки", облившей его в бытность Михаил Михаловича премьер-министром майонезом - в рамках объявленной бывшим в том же зале Лимоновым кампании "бархатного терроризма"), приводила к стремлению к некоей революционной фашизации, к имперско-эсхатологическому Армагеддону. Дополнительным фоновым возбудителем реваншизма были периодические призывы мэра Лужкова и его сподручных Бабурина и Затулина вернуть "украденный" Крым, или, на худой конец, Севастополь.

Милитаристский, ура-патриотический психоз (хоть и очень диетический по нынешним временам) так быстро нарастал, что готовя на рубеже 2008 года для Льва Пономарева текст доклада о ситуации в стране, я предсказал чудовищную провокацию противников любой самой умеренной либерализации путинизма: либо - войну, либо - скандальный политический процесс.

[Пономарева приглашал на международную конференцию итальянский университет, в Болонью, но была подписка о невыезде - Лев Александрович был под следствием по обвинению в клевете на тогдашнего начальника ФСИН Калинина - назвал его организатором системы пыток и руководителем нового ГУЛАГа, дело было прекращено следствием с правом на реабилитацию, Калинина сняли, новый начальник Реймер его опекаемое орудие "войны с криминальной субкультурой" - "дисциплинарные секции" - как раз и обвинил в нарушениях закона и издевательствах над заключенными. Впрочем, потом и Реймера посадили за аферу с электронными браслетами].

Свое предсказание я сделал 9 лет назад, находя параллели с событиями в постстолыпинской России, где по развитию цивилизованных политических процессов одновременно ударили и делом Бейлиса, и первой Балканской войной осени 1912 года. Как известно, уже в "медведевскую пору" путинизм провел второй процесс Лебедева-Ходорковского и устроил войну с Грузией.

Характерно, что перед августовской войной никакой особой пропагандистской подготовки на этом направлении не велось - Абхазия считалась вновь начавшим преуспевать курортом для провинциального среднего класса. Более того, в начале июля 2008 года Москва поддержала "мирный план Аласания" - возвращение Абхазии как демилитаризованной автономии под гарантии ОБСЕ в состав Грузии и возвращение грузинских беженцев. Я тогда очень удивился, не поняв, что этот внезапный "пацифизм" Эрэфии и есть признак скорой войны, которая отныне только и освобождала Кремль от обязательств, которые сделали бы Саакашвили триумфатором, но перечеркнули бы все геополитические позиции Москвы на Южном Кавказе, а в глазах жителей Северного Кавказа, ополчения которых "гибридно" воевали с Грузией в 1992-93 годах, Москва выглядела бы жалким капитулянтом. На самом деле "согласование" урегулирования было пропагандистским прикрытием к войне. Ибо сказано - Лжец и Отец Лжи... Я в этом убедился, когда в день смерти Солженицына, 3 августа, до начала стремительной эскалации конфликта вокруг Цхинвали, находясь в приграничном с Эрэфией по сути армянском городке Гантиади (ныне - Цандрипш), увидел перелеты "черных акул" в сторону Грузии. Потом о своих впечатлениях я написал в "Маленькой победоносной войне Эллочки-людоедки".

Войну, как известно, сменил кризис, а кризис - протестный подъем 2010-13 годов. Все двадцать лет антиукраинской и антизападной истерии, предвкушение Армагеддона, который объединит и преобразит страну, огнем священной войной очистит ее от плевел либерализма и индивидуализма, разрядились походом на Донбасс.

Название "Новороссия" потому сперва так цепляло, что в ней слышалось "Новая Россия", та самая "Другая Россия", которая должна была по книге Лимонова родиться из казачьего восстания у границ Эрэфии (имелся ввиду северный Казахстан), а потом перекинуться внутрь России. Процесс "перекидывания", кстати - это кульминация прилепинского "Санкя", где главный герой, после захвата мэрии провинциального города очень удивляется подходу бронетранспортеров внутренних войск. Так, я думаю, донецкие "шахтёры и трактористы" и луганские "социалистические казаки" очень удивились, узнав, что на их импровизированные блокпосты идет Нацгвардия.

Здесь я должен немного отвлечься от основной темы.

Я убежден, что Запад, и прежде всего, Обама были совершенно правы, вводя санкции дозированно. Опасения секторальных санкций, как известно, довольно долго сдерживало Путина от прямой массированной интервенции в Донбассе. Если бы о них объявили в конце марта или в середине апреля (после захвата Гиркиным Славянска), то при тогдашней цене на баррель в 100 долларов в Москве могло бы показаться, что худшее уже произошло, и тот переход границы, на который Путин решился только в августе, в разгар боев за Савур-Могилу (перед этим в своем первоавгустовском выступлении на Поклонной горе ясно намекнув, что Россия также не потерпит краха "ДНР/ЛНР", как за век до этого не осталась в стороне от судеб Сербии), мог произойти уже в середине мая, на психологическом фоне одесской трагедии. Иловайский "котел" для Украины был все же лучшим вариантом накануне первого соглашения о прекращении огня, чем "котлы" Запорожский и Краматорский. И решись Обама на американский десант в Киев, он бы лишь обозначил этим молчаливое согласие Запада на раздел Украины по Днепру, т.е. полную реализацию апрельской (2014 года) путинской программы о создании "Русского мира", как воинствующего антипода Западу.     

Но проект "Новороссия" провозвестником "Новой России" не стал - Киев не только не взяли, к нему даже не подошли. "Ихтамнеты" и "сторонники федерализации" остановились перед отвагой украинских "терминаторов", а не в виду звездно-полосатых флагов на армейских внедорожниках (подобно тому, как сейчас американцы разграничивают на севере Сирии турецкие и курдские сектора). Среди же полевых командиров "Новороссии" начался необъяснимый мор, от которого Гиркин вовремя спасся в, как написали бы в американском военно-политическом триллере, "в матушке-России". Тысячи российских энтузиастов "свято-русского мира" погибли или были искалечены на украинском фронте. Уделом тысяч вернувшихся остальных стала "посттравматическая депрессия", излечиваемая традиционными эквивалентами "Боярышника". Причем глубина этой депрессии оказалась такова, что никакого воинствующего ветеранского движения "новороссцев", чего так опасались и оппозиционные, и придворные либералы, так и не возникло.    

Очевидный крах Донецкой авантюры дал возможность российским придворным либералам отойти от шока и сорвать еще один намечавшийся путинский проект, всячески поддерживаемой патриархией - самозакукливание в тоталитарной "Святой Руси". Символом такой православной "иранизации" должен был стать грандиозный статуй киевского кагана на Воробьевых горах. Знаком и этого провала стало унылое открытие в ноябре 2016 года укороченной по настоянию ЮНЕСКО статуи у Боровицких ворот. На том у начальства рассуждения о склонности русских "умирать на миру" резко прекратились, сменившись призывами к иностранным инвестициям и обсуждениям налоговых манёвров. Патриархия же постаралась утешиться в сфере недвижимости.

Раскочегаренные ксенофобию, милитаризм и шовинизм попытались ритуализировать в форме майских сатурналий "победобесия". Не взяв "одним полком за два часа" [ставшее мемом высказывание ныне покойного генерала Грачева накануне штурма Грозного 1 января 1995 года] Киев, позорно сдав отрядам лорда Волан-де-Морта Пальмиру и кроваво наследив в Алеппо, придумали построить фанерный Рейхстаг - для инсценировок юнармейцами сюжета знаменитой картины Сурикова "Взятие снежного городка".

[Надеюсь, что для полного исторического правдоподобия в промежутках этот рейхстаг еще и будут поджигать. Но вообще, когда на Русь вернется демократия, я надеюсь, что статья "за политическую педофилию" будет одна из самых тяжких]. 

Однако милитаристско-шовинистические установки, особенно у будущего состава истеблишмента, студентов приличных университетов, выросших в этом угаре, никуда не делись. Несостоятельность геополитических проектов путинизма означает для них лишь несостоятельность путинизма как системы "рыночного сталинизама", но не осознание их изначально бредового характера.

Настолько же бредового, как это было с петербургскими видами на "Царьград", за которые в итоге расплатиться пришлось османским армянам и грекам.

В итоге, в 1915 году в Галлиполи, под Константинополем, вместо российских солдат несчетно полегли британские и австралийские, а через 5 лет Галлиполийский полуостров в итоге все-таки принял русскую армию - по дороге из Крыма, где оставшихся добивали Розалия Землячка и Бела Кун.

Вот тут я подхожу к своим главным рассуждениям.

Дело в том, что когда в обществе культивируется представление о войне как о некоем космическом событии, преобразующем пошлую обыденность и сулящем снятие всех социальных, а главное, снятие бинарных оппозиций культуры, о неукротимом стремлении к чему так подробно писал философ Александр Ахиезер, то отказ от войны или ее рутинизация превращается в социально-политическую мину замедленного действия.

Летом 1911 года, когда российский и французский Генштабы уже согласовали российские планы будущей антигерманской кампании, кайзеру хватило ума врубить задний ход во время Второго Марокканского кризиса (Первый был в 1905 - когда российское поражение в Порт-Артуре и под Мукденом, казалось, оставили прекрасную Францию наедине со Вторым рейхом). Берлин даже выторговал себе кусок французского (Северного) Конго. Но в рейхстаге Вильгельма II ждала настоящая обструкция - немцы уже настроились на священную битву за будущее германской расы, а им предложили в утешение полосу тропических джунглей, пусть даже и каучуконосных! Необходимо отметить, что за три года раньше Германия чуть не стала республикой из-за необдуманного императорского интервью с рассуждениями о нежелательной, но возможной войне с Англией. Но массовые настроения резко переменились - из кошмара видения всеевропейской войны стали превращаться в соблазнительную панацею общественных недугов. Как известно, новость о начале Мировой войны привела население Германии, Дунайской империи, России, Франции и Британии в настоящий экстаз, невиданный со времен радости парижан, узнавших об объявлении в апреле 1792 года войне Австрии. Стоит напомнить, что британский король, берлинский и петербургский императоры были довольно похожи, приходились двоюродными и вообще, строго говоря, были этническими немцами.

В конце 70-х годов образованное российское общество готовилось к неизбежной войне с Османской империей с тем же воодушевлением, как отнеслось к борьбе с Наполеоновским вторжением. Был огромный поток добровольцев-ополченцев в Сербию, после 60-летнего перерыва вновь поднявшейся против турецкого ига (уже имея административную автономию). Людские и финансовые издержки Балканской войны были для Российской империи огромны, а по итогам Петербург получил 2/3 того, чего хотел, включая суверенитет взаимно ненавидящих друг друга королевств Сербии и Болгарии.

Но переход от эйфории к дипломатической рутине немедленно привел к острому внутреннему кризису, который неудачно пытался разрулить Лорис-Меликов, почти доведший дело до организации некоего подобия нынешней "Общественной палаты РФ", а Достоевский слил в экстазе салоны западников и славянофилов, объявив о новой версии "русской идеи" - стать самыми лучшими европейцами - хранителями западных средневековых идеалов (Пушкинская речь 1881 года). [Да-да, идея возглавить европейских фашизоидов куда старше потуг путинского агитпропа].

Революция вековой давности вспыхнула вовсе не из-за перебоев с хлебом (то ли муку не подвезли, то ли мазутов для пекарен не хватило), но из понимания рутинизации той войны, которая еще недавно казалась экстатическим повтором эпического 1812 года (когда в реальности потери побеждающей русской армии не уступали потерям отступающей наполеоновской). Собранным в Петрограде для обороны Риги резервам показалось проще скинуть помазанника, нежели идти на фронт. И, главное, все осознали, что пусть за спиной брусиловские победы под Луцком, пусть фронт завален оружием и снарядами, армия накормлена и санитарные поезда исправно увозят раненых в заботливый тыл - никакого Армагеддона русского духа над германизмом не будет. В лучшем случае, скоординировавшись с самоубийственными планами весеннего наступления генерала Невеля, положив убитыми и ранеными миллион (как в предыдущем победоносном году), удастся отбить немцев от Риги, даже вернуть Вильно и Ковно, даже вторично отвоевать Львов/Лемберг. Потом еще полгода зализывать раны... Самой большой победой общественности - на волне фронтовых побед - было бы пропихнуть в премьеры того же князя Львова, ввести в правительство Родзянко, Рябушинского, Милюкова и Гучкова, получить под этот триумф либерализма американский кредит (Британия уже иссякла).

И десятилетия ищущий выхода в тотальном упрощении цивилизационных наслоений кризис культуры прорвался Февралем.

Когда же и керенщина проявилась не как бесконечный фестиваль свободы, с бахтинской карнавализацией социальной реальности, а как тяжелое топтание на пороге необходимых, но заведомо катастрофических реформ, прорвался большевизм - первая тоталитарная революция в истории.

Это я к тому, что грезы 2014 года о "карнавале" никуда не делись. Сложилась парадоксальная ситуация - общественное мнение к войне готово, а власть имущие - уже нет. В отличие от ситуации 2008 и 2013 годов, когда правящие группы старательно готовили войны, а общественность относилась к этому без всякого энтузиазма. Характерно, что еще 14-15 февраля 2014 года, вспоминая четверть века ухода из Афганистана, все дружно осуждали авантюризм советских геронтократов, а уже через две недели - вовсю бились в падучей "крымнашизма" и были готовы к войне и с Украиной и даже с Америкой.

Сохраняющееся психологическое напряжение может теоретически быть снято каскадом реформ. Но это должны быть реформы, не "отменяющие пенсии" или придавливающие налогом репетиторов, а явно увеличивающие в стране уровень справедливости и правовой защищенности (потребность в расширении гражданских свобод не ощущается большинством как актуальная потребность). Но ничего это не произойдет: уже обещанные после следующего триумфального переизбрания Путина "кудринские" реформы будут заведомо реализованы только в части увеличения пенсионного возраста и "оптимизации" страховой медицины и образования, а все заклинания о необходимости независимости судов (каждый год, между прочим, повторяемые и Грефом) и реформировании правоохранителей останутся только для ритуальных обсуждений на ритуальных общественных форумах.

Поэтому сделанные за последние 10 лет обильные инъекции милитаризма с высокой вероятностью обернутся своей традиционной тенью - лихорадкой революционности.

Евгений Ихлов

Livejournal

! Орфография и стилистика автора сохранены