Здравствуй, дорогой мой Вова!

Я теперь в Лондоне. Люблю я, грешница, этот город, так люблю, что при любой, самой мало-мальски ничтожной возможности, бросаю все и еду сюда. Дорого, да, но красота-то какая! Красота, впечатления и воздух какой-то особенный – Темза что-ли?

И, так как я уже неоднократно здесь бывала и все их Парламенты, дворцы и смену караула видела, решила я вчера съездить в Кембридж. Да, Вова, вчера была я в ихнем Кембридже. Жаль, не дал бог таланта описывать словами увиденное, а жесты письмом не передать. Такая, Вова, красота! Ну, такая... ну... – говорю же: нету таланта, черт его побери, совсем!

Только представь: городишко так себе – по-российским понятиям, в смысле размера. Вроде станции Раздельная – тоже в часе езды от Лондона, как Раздельная от Одессы. Расстояние, правда, раза в три больше, это время езды – то же. Ездят у них тут поезда, что скажешь, быстрее, да и железка совсем другого качества: по ней быстро ездить можно. И, опять таки – университет... Университет! В Раздельной, Вова, университета еще нет, а тут – есть, причем основан приблизительно тогда, когда князьки московские с татарскими "братьями" вовсю Русь Киевскую на куски рвали и из кусков этих империю латали (она поэтому "лоскутной" и называется, Вова). То есть, понимаешь мою мысль: они – Университет, а Москва – войну. Вот он, Вова, выбор исторический. У них – наука, культура, искусства – Ньютоны со с Шекспирами, а у нас "великими" пришлось обзывать тех, кто с грамотой на "вы" был, кто три числа знал: "один", "много" и "тьма" – такая вот математика была... Может оттуда и пошло все, как думаешь? Оно ведь легче, на других, на тех, кто умнее, – с кулаками, чем самому грамоту одолеть, я уже не говорю о законах гравитации, теории относительности или о каких-нибудь там происхождениях видов. Ну, да не тебе говорить: ты-то это все на собственной шкуре испытал, ты знаешь, как гранит науки дается. Да и вообще, говорил же Мао: "Читая книжки, императором не станешь!"

Но я, Вова, не за больное – ну нет в России науки и бог с ней! Зато земли сколько! Это тебе не Великобритания! Тоже мне – "великая", а земли – с носовой платок! Нет, Вова, я за другое.

Здесь, в Кембридже, колледж на колледже: 32 колледжа лепятся друг к дружке так тесно, что порой не знаешь, где один начинается, а где оканчивается другой. И архитектура похожая – чистые близнецы-братья. Консерватизм один, а не архитектура! И вот ходят толпами туристы от колледжа к колледжу и тыкаются носами самых разных форм и размеров – от приплюснуто-китайских, до тонко, римски, вытянутых, в таблички: "Privat. No entry" и в белые груди вахтеров. А головы над этими грудьми повторяют каждому: "I’m sorry, sir. Today‘s closed, sir. No, sir, today no visit possible, sir, I’m afraid, sir. Thank you, sir". И так, Вова, целый день, и так – ежеминутно. И благодарят, и благодарят, как заведенные, а за что благодарят, человеку русскому не понять: "Thank you, sir… Thanks a lot, sir… Thanks a million, sir…" и улыбку с лица не снимают: целый божий день улыбаются. Ты, Вова, не поверишь, я специально наблюдала: ни разу, ни р-а-з-у! – ни один из вахтеров не заорал: "Идиот узкопленочный! Английского, что ли не понимаешь?!! Я же только что этой дуре сказал английским языком: нельзя! Ну куда ты прешься со свой камерой? Тут же никаких нервов не хватит! Вас много, а я один (там, Вова, одни мужики на воротах, тоже, видимо, от консерватизма). Понаехало вас тут, не продохнуть!" Я, Вова, поверишь ли, целый день по Кембриджу ходила, ступни до колен стерла – там, Вова, брусчатка средневековая еще, та еще! – на ней на каблуках не очень – счастья мало, так ты, если тебя обратно выпустят, и ты в Кембридж засобираешься, ты на низком ходу туфли прихвати – черт с ним, с ростом-то, ноги дороже! – да, так я целый день так ходила, все 32 колледжа обошла и ни слова мата от вахтеров не услышала! Да что там мата! – грубого, Вова, слова, не услышала, т.е. – громкого, сказанного повышенным тоном, так, что иному впечатлительному иностранцу может грубым показаться.

Но это, Вова, только половина правды. Вторая ее половина в том заключается, что и туристы реагируют точно также, как и вахтеры. То есть никто не спрашивает второй раз, никто не подсылает жену в надежде, что она своими прелестями выговорит исключение и растаявший вахтер проведет их за табличку на зависть всем стоящим: так-то, лохи, жить надо уметь! Никто не пытается "дать в лапу" вахтеру... Там ведь ни калиток, ни загородок, ни колючей проволоки, ни замков... и вахтеры без дубинок, газовых пистолетов и бронежилетов, но никто не идет напролом, никто не говорит: "Какая табличка? Вот эта, вот, маленькая там? Так ее же не видно совсем..." Другими словами, никто не делается дурнее, чем он есть на самом деле.

И вот ту, Вова, подходим мы к третьей половине правды, к главной ее части: среди туристов были и российские группы. Но и россиян, кроме как по классической смеси запахов – застарелый пот и французские духи (мужики пахнут пОтом и "послебритьем" – тоже, разумеется, французским) – ничем иным отличить от иных туристов было нельзя. То есть и они на таблички грудью не лезли, и они два раза не переспрашивали, и они вахтеров никак не провоцировали – я, мол, не заходить, я только вот тут, с краешку, только за угол заглянуть... То есть, может народ русский вежливым быть когда захочет и когда в иную среду обитания попадет. Когда среди людей, то есть.

Вот и возникает, Вова, вопрос: а что делает русского человека, россиянина, таким агрессивным дома, с себе подобными? Что делает его злобным? Подозрительным? Или, как это называлось на коммунистическом новоязе, – "гордым и уверенным в завтрашнем дне"? Что, Вова, а? И вот тут, в английском Кембридже, подумалось мне: а не Университет ли? Не средневековая ли еще культура? Не римское ли наследие? То есть все то, чего Московия, а за ней и Россия, были лишены из-за постоянного воровства территорий и страха потерять наворованное? А страх этот, в свою очередь, вел к новым грабежам: на границах империи-вора спокойно никогда не бывает! И это требовало специального народа, народа, готового умереть в любой момент за империю, защищая награбленное правящей бандой; народа, которому "на миру и смерть красна", которому "все равно – что пулемет, что водка – лишь бы с ног валило!" Зачем такому народу культура? Искусство? И наука ему тоже без надобности. Достаточно, если "наука" оборону худо-бедно обеспечит. Народ этот должен только плодиться и размножаться – разным суворовым на радость.

И так, Вова, было всегда. Все российские "либералы", "демократы", "интеллигенты" – все они ничем не отличались от тех туристов, что я видела вчера в Кембридже, что я вижу в Берлине, Маннхайме, Барселоне или Риме: все они умели вести себя достойно за границей и все они превращались в отъявленных хамов, свирепых крепостников и держиморд, как только ступали на родную, российскую землю, как только получали пред лицо народ русский! Таковы и нынешние российские студенты и выпускники Кембриджа, Оксфорда и Сорбонны: они получили лучшее в мире образование, приобщились к мировой культуре, но отношение к своему народу, к тем, кто своим трудом и недоеданием эту возможность им обеспечил, кто обворован их родителями, они ни в коем случае не изменят. Здесь бессильны образование, культура, искусства. Здесь, Вова, железная логика империи, здесь элита и рабы. И, если последние начнут думать и приобщаться к культуре, то кто будет подыхать за империю?

Здесь, в Кембридже, понимаешь, куда завел Московию ее исторический, ордынский, выбор.

Будь мне здоров.

Привет бурятскому Суворову и старику Риббентропычу.

Как там Йося, кобзонит еще? И ему привет, если встретишь.

Ирина Бирна

Ошибка в тексте? Выделите ее мышкой и нажмите Ctrl + Enter