Просыпаюсь: "Здрасьте! Нет советской власти"

Советский фольклор

В прошлом мае и июне я оказался в большой идеологической полемике с уважаемыми коллегами — Гарри Каспаровым и Андреем Пионтковским. Это был спор об отношении к умеренным прогрессистам-западникам в путинском истеблишменте (по нынешней терминологии — сислибам, т. е. системным либералам).

Я полагаю, что это была вторая по важности дискуссия в протестном движении.

Важнее была только о допустимости безоговорочной поддержки либеральной интеллигенцией Навального, невзирая на его ксенофобскую программу. Я очень сожалел, что либеральная интеллигенция так же мысленно согласилась принести азиатов-гастарбайтеров и выходцев с Кавказа в жертву, как ее исторические предшественники — "попутчики" большевиков, морально смирились с тем, что в жертву модернизации безжалостно приносятся крестьянство и другие традиционные слои — духовенство, аристократия, ремесленники и мелкие торговцы.

Что же касается дискуссии по вопросу о том, надо ли было 10 декабря 2011 года призывать людей, воспитанных на передачах "Эхо Москвы", "Дождя", на просмотрах новостей на "Ленте.ру" и чтении "Коммерсанта" и "Новой газеты", идти на осаду Центризбиркома или хотя бы устраивать на площади Революции аналог декабрьского киевского Майдана, то я полагаю, что сейчас ее абсурдность — очевидна.

Из московских "креаклов" "майданники" не получаются

(креативный класс, правильнее, конечно, новый средний класс).

Но вернемся к моему спору с "демонтажниками" путинизма. Я посоветовал не подвергать самым резким нападкам либеральное крыло истеблишмента, не превращать его в образ главного врага в глазах протестного движения. Поскольку был убежден, что после падения режима это крыло должно стать союзником победившей демократической силы. При этом я даже сказал, что создание тактического союз с умеренными в стане режима важнее, чем сохранение единства с радикальным крылом среди революционеров. Потому что только такой союз "умеренных" может обеспечить плавный ход социально-политической эволюции, избежать срыва в радикализацию революции. События Украинской Февральской Антикриминальной революции, как мне кажется, подтвердили мою правоту. Сравнительно быстрым и безболезненным способом избавиться от Януковича, создать новое правительство и за месяц стабилизировать власть удалось только в результате перехода части олигархов, а также десятков депутатов-регионалов, значительной части госаппарата "на сторону революции". При этом явно отсекается наиболее радикальное крыло революционеров — "Правый сектор". И это несмотря на решающую роль правого ополчения во время драматических событий 18-22 февраля 2014 года. Управление во время революции — это вообще всегда очень сложное и циничное маневрирование между правыми и левыми флангами.

Во время моей полемики с Гарри Кимовичем я использовал два сравнения. Первое отталкивалось от знаменитого романа Василия Аксенова "Остров Крым". Фабула романа такова. Крым — географически остров. Врангелю удалось отбить атаку Красной армии и на острове создано идеальное буржуазно-демократическое государство. Однако к концу 70-х годов на острове возникает леволиберальное движение за воссоединение с Россией, порицаемое автором. Замысел идеологов этого "Союза общей судьбы" — влив в СССР несколько миллионов людей с западным менталитетом, увеличить критическую массу сторонников западных рыночных и демократических ценностей среди интеллигенции и советского "среднего класса", чтобы нейтрализовать влияние постсталинистов и толкнуть советское общество на путь реформ, которые через несколько лет после выхода романа назовут "перестройкой". Роман кончается внезапной интервенцией советских войск в Крым, замаскированной под военно-спортивные игры "Весна".

Интересно, отметил я в ходе дискуссии, насколько реальность 80-х опровергла Аксенова и доказала правоту главного героя романа — "объединителя" Лучникова. Именно усилиями ориентированных на западные ценности свободы и демократии слоев в советской интеллигенции и в партийно-хозяйственном аппарате удалось превратить горбачевское "ускорение" в нормальные либеральные реформы, а потом обречь постсталинистов и ГКЧП на быстрое поражение.

Я даже предположил, как бы развивался ход событий в романе Василия Аксенова. Раздавленный советизацией Крым во время перестройки воспрял, но когда из Восточно-средиземноморской автономной республики в составе РСФСР захотел снова стать суверенным государством, Ельцин бросил туда войска.

Тот Крым я уподобил советскому либерально-западническому среднему классу, возникшему в конце 60-х, который так помог при развилке 1983-85 годов верхушке КПСС предпочесть неосталинской реставрации путь реформ, а затем сыграл решающую роль в превращении социалистического реформирования в буржуазное.

И сейчас, писал я год назад, "остров Крым" — это тонкий слой либералов-западников над массой традиционалистов, охваченных имперским экстазом. Ста тысячам "болотных" Путин явно предпочел миллион, алчущий прикоснуться к мощам, поясам, волосам, подвескам... И напрасно эти сто тысяч взывали, что они — лучше, ибо — креативные, а миллион — это жалкие патерналистские анчоусы.

В своих спорах я упомянул драму антисталинской партийной оппозиции конца 20-х, которая понимала, что старые большевики — носители "ленинской традиции" — тончайший слой в ненавидящей их стране. Поэтому они сознательно отказались вынести свою борьбу с зарождающимся сталинизмом в обществе из закрытого мира внутрипартийных интриг. Ибо это, опасались они, обрушит разбуженное общество не только на сталинистов, но и на большевизм вообще. Точно такую же драму пережили сислибы в 2012 году, в чем честно признались. Либеральная фронда могла помочь в устранении Путина, но крах путинизма, имеющего четко персоналистский характер, неминуемо повлек бы за собой и крах всей послеавгустовской социально-политической системы. Либеральная фронда отступила... И оказалась заложником "крымского разворота" Путина, явно спровоцировавшего новую холодную войну и самоизоляцию России. Антисталинская фронда 20-х заплатила за свою нерешительность во время Большого террора 1934-39 годов. Антипутинская — сейчас в тоске и ужасе ждет расплаты за свои "прогрешения".

Но сейчас, утверждаю я, у протестного движения, т. е. сторонников ликвидации путинизма, нет иного союзника, чем этот слой умеренных системных либералов.

И те, и те выступают за западные ценности, т. е. приоритет личных прав. Не стоит очень злорадствовать — они получили свое, но они — единственный слой, после краха путинизма способный стать костяком квалифицированной альтернативной управленческой элиты.

Почему либеральное крыло протестного движения потеряло значительную часть левых союзников, отбросивших в имперском экстазе интернационализм? В этом нельзя разобраться, не поняв принципиальное отличие отечественных левых от левых европейцев. Левый (марксистский в своей основе) интернационализм был протестом против разжигания национализма, разделяющего народы внутри одной — западной цивилизации, основанной на признании прав личности.

Российские левые отвергают не буржуазное в своей цивилизации, они отрицают всю западную цивилизацию как буржуазную.

Поэтому новая холодная война им по нраву — они решили, что Путин за них сделает такую огромную работу, как цивилизационное обособление России от Европы. Отличие западных левых от российских можно лучше понять, проведя сравнение с христианской критикой иудаизма. Сперва, при первых христианах, полемика шла внутри иудаизма, с опорой на традицию пророков, противопоставляемых храмовой традиции. Но затем появился феномен "христианского антисемитизма" — уже в виде нападок на иудаизм с позиций внешних — языческо-гностических. Точно так же российские левые в своем большинстве — не противники буржуазности, но противники западности. И то, что они активно используют антизападное интеллектуальное направление внутри самого Запада, ничего не меняет. Любое западное движение исходит из понятия суверенности личности. Ни в одном незападном в своей культурной основе движении такого понятия нет.

Сегодня в России произошло новое размежевание — не противники путинизма и его защитники, как несколько лет назад, но сторонники европейского пути с его приоритетом личных прав и гражданского общества над государством и всеми их оппонентами.

Ситуация буквально перевернулась. Еще три года назад казалось, что почти все, кроме, как выражались советские газеты, "правящей клики и ее наймитов", против путинизма. И вдруг все — за "воссоединение", и только "жалкая кучка нано-национал-предателей" считает происходящее катастрофой и семимильным шагом к фашизации страны. Так уже было, например, в 1863 году, когда, поддержав польское восстание, Герцен мгновенно растерял и всю популярность и все тиражи "Колокола". Так было в августе 1968, когда вторжение в Чехословакию заставило прижать хвосты многочисленных "детей XX съезда", и в октябре 1999 года, когда начало Второй чеченской войны раскололо либералов, превратив "антивоенное движение" почти в горстку городских сумасшедших.

Немного о патриотизме. Почему-то считается, что патриот — всегда за войну и территориальную экспансию. Советую мысленный эксперимент: берем самого ярого патриота-державника и на уэллсовой машине времени отправляем в июль 1914 года. И пусть он обегает редакции, думские фракции и светские салоны, заклиная плюнуть на амбиции сербов (пусть на коленях вымаливают у Вены прощение за сараевский теракт) и любой ценой предотвратить войну.

Нынешняя популярность Путина — вещь скоропортящаяся. То, что происходит сейчас (жуткая фраза), — это реверс социокультурной инверсии.

Перевожу. С точки зрения теорий философа Александра Ахиезера, социальное развитие в культурно расколотом обществе развивается по принципу движения маятника. Этот маятник проходит череду определенных стадий. Чем больше отклонение в одну сторону, тем сильнее импульс для возвращения. Теперь представим себе, что на пути маятника ставят пружину, временно отбрасывающую его обратно... И новый, еще более сильный удар. Два примера реверса инверсии и его последствий. Обвальное падение популярности Николая II осенью 1916 года — после искусственного всплеска популярности 1914 года, вызванного началом войны. Обвальное падение популярности Горбачева и вообще советской системы в 1988 году — после "перестроечного" триумфа 1985-87 годов.

Когда путинизм, превратившийся в руссизм, начнет обваливаться, единственным союзником "внесистемных" демократов окажется элитарная фронда. "Остров Москва" — почти единственный значимый слой европеизированной части общества — должен устоять в волнах революционной стихии. Сохранение этого слоя — критически важно для развития страны, точнее, для сохранения самой возможности такого развития.

На естественный вопрос "когда" я попытаюсь ответить загадочно. Русская история явно членится на этапы, каждый из которых выступает в качестве цивилизационного антагониста по отношению к предыдущему. Каково же соотношение между ними. Советская власть держалась 74 года. Ее предшественник — петербургский период самодержавия — в три раза дольше, от конца XVII века. Следующий шаг отбрасывает нас к к началу XI века, когда сложилась древнерусская империя. Вывод из этого такой — послеавгустовская система обречена существовать где-то четверть века. Если от последнего взлета советского коммунизма — московской Олимпиады и вторжения в Афганистан до распада прошло 11 лет, а агония системы стала очевидна уже на 5 лет раньше, то сжатие исторической спирали уже через год несет нам много сюрпризов.

Евгений Ихлов

Ошибка в тексте? Выделите ее мышкой и нажмите Ctrl + Enter